– Такого любопытства ты не проявляла с тех пор, как тебе было пять лет, – произнесла она с вымученной улыбкой. – Помнишь, как ты доводила меня до исступления? Когда, как, где, почему?

Мама сжала мою руку и потянула меня за собой.

– Пойдем.

Я пошла следом за ней в библиотеку – комнатку за кухней. Она велела мне сесть. Я сделала, как она сказала. Она протянула мне кружку, я стала греть об нее руки и отхлебнула чаю. Он был сладкий. Мама положила в него немало меда. Она велела мне закрыть глаза. Я слушаюсь.

Я услышала, как она отпирает тумбочку под письменным столом ключом, который обычно спрятан на книжной полке. Я знала об этом тайнике, но она об этом не догадывалась.

– Теперь можешь смотреть, – сказала она и села рядом с папкой в руках.

– Вот бумаги из больницы Хвидовре в Копенгагене, – сказала она. – Где ты родилась. Двадцать второго августа тысяча девятьсот девяносто третьего года.

Давно я не слышала у нее такого мягкого и нежного голоса.

– Я так ждала тебя.

– И это был лучший день в твоей жизни, – добавила я.

– Кто тебе сказал? – пошутила она.

Я удивилась. Не так-то часто мама шутит.

– Само собой, – сказала она. – Но и самый тяжелый день в моей жизни. Я была на волосок от смерти. Ты чуть не стоила мне жизни, моя малышка.

Я придвинулась к ней.

– Расскажи еще раз. У меня резус положительный, а у тебя – отрицательный, и наша кровь смешалась. Так?

– Именно так. У меня началось острое заражение крови. Несколько суток я была между жизнью и смертью. Впервые увидела тебя, когда тебе было три дня.

Она провела пальцами по моим волосам.

– Но ведь это ребенок заболевает, если кровь смешивается? – спросила я. – Во всяком случае, я так понимаю. И в зоне риска в первую очередь оказывается следующий ребенок. Это называется иммунизация.

Я специально почитала об этом после того, как мы поговорили об этом на групповой терапии.

– Но ведь я сказала, что у меня было заражение крови, – разве я этого не говорила?