– Что?

– Лавинии ни до кого нет дела, – продолжает Луиза. – Вот поэтому-то ее любят все, кто ее любит.

– Но до тебя же ей дело есть.

– Лавинии есть дело до Лавинии, – говорит Луиза. – Вот и все. – В этих словах она пытается найти какую-то доброту. – Ты заслуживаешь того, кому ты небезразлична, – заключает она. – Заслуживаешь того, кто относится к тебе так же, как ты относишься к нему.

– Это со всеми так, – соглашается Мими. – Я, знаешь ли, не какая-то там добавленная стоимость. Я не оптимизирую чей-то опыт – мне так Гевин как-то раз сказал. Что я не оптимизирую опыт Лавинии, и поэтому она не хочет со мной общаться. Уверена, он думал, что хочет мне помочь. Гевин всегда думает, что всем помогает. – Мими отхлебывает чай и смеется. – Я не такая, как ты, Лулу (ее так долго не называли Лулу). Я не умная. Я не блестящая писательница.

– Я вовсе не блестящая писательница.

– Нет, блестящая! – Мими проливает чай в блюдце. – Уж поверь, мне так этого не хотелось. Помню, когда вышел твой первый очерк в «Скрипаче», я пометила его, чтобы потом прочесть с пристрастием. Мне казалось, что смогу порадоваться, что у тебя хоть что-то не получается. Но этот рассказ о сбежавших – просто прелесть! А статья о полиаморных мужчинах, которую ты написала для «Нового мужененавистничества» – я просто балдела от нее!

– Ты ее читала?

Луиза не припоминает, чтобы Лавиния прочла хоть один из ее рассказов.

– Я читаю все, что ты пишешь.

Мими широко улыбается.

– Я даже настроила на тебя гугл-оповещения, – продолжает Мими, – так что читаю их, как только они появляются. Извини. Наверное, я веду себя как маньячка.

Наверное, так и есть, но Луизе все равно.

– А ты думаешь когда-нибудь взяться за роман?

– Не знаю.

– Потому что я его прочитаю. Если ты напишешь. Бьюсь об заклад, что его опубликуют.

– Вот насчет этого не уверена.