– Полагаю, что в это время я буду лететь, – говорит Корделия. – Я не знаю, что из двух считается больше – полночь в Париже или полночь в Нью-Йорке. По-моему, это все не важно.

– Да, – соглашается Луиза. – По-моему, тоже.

– Очень жаль, что я пропущу ваши чтения, – произносит Корделия.

– Ничего страшного, – отвечает Луиза. – Там будут люди.

– Знаете… Рождество вышло совсем не плохое, – говорит Корделия. – Я многое узнала. А первый поцелуй – это же веха, правда?

– В смысле… конечно.

– Это лучше, чем Рождество в Париже, вот уж точно. – Корделия вздергивает подбородок. – Вы не переживайте. Я не скажу родителям, что Винни разрешает вам здесь пожить. И о Мими я им тоже не сказала, а она мне даже не нравилась.

– Спасибо, – говорит Луиза. – Думаю, что не нравилась.

– А вы не говорите Винни – в смысле, когда она вернется. Я была пьяная, когда несла всю эту чушь.

– Не скажу, – обещает Луиза. – Клянусь.

Как только она уходит, в доме становится так пусто.

Мими появляется пару часов спустя. У нее накладные ресницы, на голове – парик а-ля Луиза Брукс.

– О боже мой! – восклицает она. – Сто-лет-тебя-не-видела!

Она привезла ящик баночек с шампанским, которое надо пить через соломинку.

Они наряжаются на праздник в «Макинтайре».

В этом году тема – Берлин времен Веймарской республики. На Луизе смокинг, который она позаимствовала у Рекса, и больше ничего, потому что ее тошнит при одной мысли о том, чтобы надеть туалеты Лавинии.

Она выкрашивает лицо в белый цвет. Жирно подводит веки черным.

Мими пролистывает на телефоне фотографии Лавинии.