— Я мог понять себя. Я видел, что это болезнь. Я знал, что письмо — всего лишь выдумка сумасшедшего. Но когда я позвонил, а тебя не было дома, когда ты не поехала в Норвегию…

— Ты подумал, что здесь что-то другое? Ах, милый мой, если бы ты только сразу рассказал мне об этом.

— Мне было стыдно.

— Мне должно быть стыдно.

— А сегодня вечером с Розмари… И — когда ты разговаривала по телефону…

— С Глорией. Бедная бестолковая Глория Лейден. Ах, Энди, теперь я понимаю. Мы оба понимаем. И если это случится снова, мы с этим справимся, правда? Мы просто посмотрим друг на друга и посмеемся над этим.

Эндрю ощущал дрожь ее ресниц у себя на щеке.

— Это моя ошибка, милый, я такая легкомысленная, ношусь повсюду. Это бессмысленно, я знаю. Но с тех пор как нам стало известно, что мы не можем иметь ребенка… Это так. Ты ведь знаешь?

Чудесное ощущение близости было восстановлено и достигло своего зенита, ведь после того дня, когда она пришла от доктора с новостью, что при ее осложнениях роды крайне опасны для нее, Маурин ни разу не заговаривала об этом. Эндрю пытался скрыть свое огорчение, она же держалась с такой холодной невозмутимостью, что он решил, будто для нее это не трагедия. Помимо его подозрений, это был еще один штрих к картине взаимного непонимания.

Он высвободил руку, чтобы погладить ее по голове.

— Я не знал, что ты страдала от этого.

— Страдала? О, милый.

— Может, ты сходишь еще раз к доктору Вилльямсу?

— Я была у него два месяца назад, просто тебе не говорила. Я хотела выкинуть все это из головы.

— Тогда почему бы нам не взять чужого ребенка? — сказал Эндрю, выдавая свое заветное желание.

— Взять чужого ребенка?

— Почему бы и нет? Я могу завтра же все разузнать.

— Ах, милый, потом когда-нибудь. Но не сразу, не сейчас. Сейчас так много всего остального…

Они уснули в объятиях друг друга. Ночью Эндрю проснулся. То был час демонов, момент сурового испытания, когда, вот уже несколько месяцев подряд, слетались черти и донимали его. Но этой ночью голова Маурин лежала на его груди; была теплота, нежность и покой, будто между ними не существовало границ кожи, будто они были одним организмом, а их кровь текла через одно сердце. Эндрю снова обрел мужество.

«Это самый счастливый момент в моей жизни», — подумал он и опять заснул.