Рой не был трусом. Я видел, как он играл в регби, знал, как он жил раньше. В первые дни после катастрофы он помогал Марсело, вместе с ним строил стену, которая спасла нас от стужи. Если бы Рой вовремя не нашелся во время лавины, мы бы все оказались погребены под снегом навсегда. Но он был слишком юн, испытания вымотали его, и нервы не выдерживали. Когда он стал умолять меня не брать его в поход, я даже не смотрел ему в глаза.

— Мы скоро отправимся в путь, — сказал я твердо. — Так что готовься.

Роберто несколько дней изучал радиостанцию. А я тем временем все больше беспокоился о Нуме. С тех пор как мы исключили его из участников похода, он почти все время молчал. Есть он отказывался и быстро терял вес, а раны у него на ноге гноились все сильнее. Но больше всего меня пугал его потухший взгляд.

Как-то вечером я сел рядом с ним и попытался его приободрить:

— Нума, прошу тебя, съешь хоть кусочек. Ради меня. Мы скоро снова пойдем к хвосту самолета. Мне бы очень хотелось знать, что ты начал есть.

— Не могу, — помотал головой он. — Для меня это невыносимо.

— Для нас всех это невыносимо, — сказал я, — но ты должен это сделать. Помни, что теперь это просто мясо.

— Я ел только для того, чтобы набраться сил перед походом. И теперь мне и заставлять себя незачем.

— Не сдавайся, — сказал я. — Держись. Мы выберемся отсюда!

— Нандо, я слишком слаб. Я даже на ноги встать не могу. Долго я не протяну.

— Не говори так, Нума. Ты не умрешь.

— Ничего страшного в этом нет, Нандо, — вздохнул он. — Я вспомнил всю свою жизнь и могу умереть хоть завтра. В моей жизни уже хватило хорошего.

Я засмеялся:

— Точно так же говорил Панчито. И жил именно так. У него было много прекрасного в жизни, много веселья, много девушек.

— Может, поэтому Господь и забрал его к себе, — сказал Нума. — Чтобы и нам хоть немного девушек досталось.

— Нума, у тебя будет масса девушек. Но для того, чтобы выжить, ты должен есть. Я очень хочу, чтобы ты выжил.

Нума улыбнулся и кивнул.

— Постараюсь, — пообещал он.

Но когда стали раздавать мясо, он снова отказался есть.

Мы вышли на следующее утро, в восемь часов, и быстро спустились по склону. Когда мы подходили к хвосту, я увидел красную кожаную сумочку и тут же узнал ее. Это была мамина сумочка. Внутри я нашел губную помаду — ею можно было смазать потрескавшиеся губы, немного конфет и набор ниток и иголок. Все это я засунул в рюкзак.