Стюарды подали главное блюдо. От бифштекса мать отказалась.

– Я не ем ничего жареного, – заявила она Никки. – Принесите мне немного сельдерея и икры.

С соседнего столика донеслись слова барона Габона:

– У нас должна быть своя земля – другого решения нет!

– Да, но вы допускаете, что это будет милитаризованное государство, – с недовольством отметил Карл Хартманн.

– Для защиты от враждебных соседей!

– Но вы допускаете дискриминацию по отношению к арабам для блага евреев, а милитаризм вкупе с расизмом рождают фашизм, против которого мы боремся.

– Тише, не так громко, – сказал Габон, и дальнейших их слов было не разобрать.

В обычных обстоятельствах спор заинтересовал бы Маргарет, те же проблемы она обсуждала с Яном. Социалисты раскололись по вопросу о Палестине. Одни говорили, что это шанс создать идеальное государство, другие – что земля принадлежит людям, которые на ней живут, а потому она может быть «отдана» евреям с не меньшими основаниями, чем ирландцам, гонконгцам или техасцам. Тот факт, что большинство социалистов составляли евреи, только осложнял проблему.

Но сейчас она хотела, чтобы Габон и Хартманн угомонились и чтобы отец их не услышал.

Увы, ее мольбы были тщетны. Они спорили о том, что лежало у них на сердце. Хартманн снова повысил голос, и отец не мог его не услышать.

– Я не желаю жить в расистской стране!

– Не знал, что мы летим в еврейской компании! – громко сказал отец.

Маргарет в ужасе посмотрела на него. Было время, когда политическая философия отца имела хоть какой-то смысл. Когда миллионы трудоспособных людей не могли найти работу и умирали от голода, нужна была смелость, чтобы сказать: и капитализм, и социализм провалились, а демократия не дала простому человеку ничего хорошего. Имелось что-то привлекательное в идее всемогущего государства, управляющего экономикой под водительством доброго диктатора. Но эти высокие идеалы и смелые высказывания дегенерировали в бессмысленный фанатизм. Она вспомнила об отце, когда нашла дома в библиотеке экземпляр «Гамлета» и прочитала такую строчку: «О, что за гордый ум сражен!»

Маргарет не думала, что мужчины за соседним столиком услышали грубый выкрик отца, потому что он сидел к ним спиной, а они были слишком поглощены спором. Чтобы отвлечь отца от этой темы, она быстренько спросила:

– А в котором часу мы ляжем спать?

– Я бы лег пораньше, – сказал Перси. Это было необычно для него, но парня занимала романтика ночевки в самолете.

– Мы ляжем в обычное время, – буркнул отец.

– По какому времени? – спросил Перси. – Должен ли я лечь в десять тридцать по английскому летнему времени или в десять тридцать по ньюфаундлендскому светосберегающему времени?