– Принесите мне английской горчицы.

– Боюсь, у нас нет горчицы, сэр.

– Нет горчицы? – взбесился отец. – Как я буду есть колбасу без горчицы?

У Никки был испуганный вид.

– Извините, сэр… горчицу никто никогда не просил. Я позабочусь, чтобы в следующем полете…

– Какое мне дело до следующего полета?

– Наверное, никакого. Еще раз извините, сэр.

Отец хмыкнул и принялся за еду. Он выпустил пар на стюарда, Перси как бы улизнул. Маргарет была поражена. Прежде такого никогда не случалось.

Никки принес ей яичницу с ветчиной, и Маргарет принялась за еду. Неужели отец наконец-то смягчился? Конец политических надежд, начало войны, вынужденное изгнание, бунт старшей дочери – все это вместе сокрушило его эго, ослабило его волю.

Лучшего момента не будет.

Она покончила с едой и принялась ждать, когда закончат другие. Затем подождала, пока стюард убрал тарелки, затем, пока отцу принесли вторую чашку кофе и он ее допил. Наконец ждать больше было нечего.

Она передвинулась на середину дивана так, чтобы быть рядом с матерью и прямо напротив отца. Набрала полные легкие воздуха и начала:

– Я хочу кое-что сказать тебе, папа, и надеюсь, что ты не будешь сердиться.

– О нет, не надо, – еле слышно сказала мать.

– Ну что еще? – спросил отец.

– Мне девятнадцать лет, и я не работала ни одного дня. Пора начинать.

– Ради Бога, зачем? – воскликнула мать.

– Я хочу быть независимой.

– Миллионы девушек, которые работают на фабриках и в конторах, отдали бы все на свете, лишь бы быть в твоем положении.

– Я это понимаю, мама. – Маргарет понимала и то, что мать затеяла с ней спор, чтобы не дать вмешаться отцу. Но это все равно ненадолго.