— Он отключился, — ответила женщина наконец.

— В каким смысле? Покончил с собой?

— Скорее уже: перестал жить.

— Не понимаю.

— Человек — это очень сложный механизм. Даже, скорее, завод, работающий в три смены, без малейшего отдыха. В нем осуществляются химические, физические, энергетические, электрические процессы. На уровне систем, органов и отдельных клеток все время что-то происходит. Потому-то мы так быстро расходуемся. Это и так чудо, что нам удается дотянуть до восьмидесяти, вы только представьте себе какой-нибудь механизм, функционирующий несколько десятилетий беспрерывно. Мы уже неплохо понимаем действие отдельных подсистем, но вот управляющий орган… — постучала она себе по лбу, — …для нас все так же остается загадкой. И не верьте, когда какие-нибудь шарлатаны будут говорить вам иначе. Нам известно лишь то, что это управляющая единица, и что с точки зрения физиологии остальной части тела она обладает неограниченной властью. Маленький Павел Найман нажал соответствующие кнопки на собственной распределительной панели, воспользовался этой неограниченной властью и отключил собственный организм. Он перестал жить.

— В том смысле, что голодом довел себя до смерти?

— Вы меня не слушаете. Он не сделал ничего такого, что исчерпывает определение самоубийства. Он просто перестал жить. Отключая очередные подсистемы собственного тела. Мы были беспомощны. Понятное дело, что мы вводили ему различные психотропные лекарства, ставили капельницы, которые должны были выручить отказывающий организм, под конец занялись реанимацией. Безрезультатно, вся наша наука не могла победить решившийся мозг пятилетнего ребенка. Мне было стыдно за то, что мы делали. В его глазах я видела, что своими действиями мы доставляем ему боль. Нет, он не злился, но ему было за нас неприятно.

Ксанакс был хорош, но не настолько хорош. Руки у женщины сделались влажными, в горле стало сухо, срочно нужно было в туалет. Земста чувствовала, что начинает рассыпаться. Еще мгновение, и ее начнет трясти, этапы собственного невроза были известны ей даже слишком хорошо. Женщине хотелось как можно быстрее завершить эту беседу и вернуться домой.

— Но хоть какой-то контакт вы с ним установили?

— Вербальный? Нет. Под самый конец я сорвалась. Мы были одни, я стала плакать. Очень непрофессионально я умоляла его не делать этого, подождать еще хоть чуточку. Ведь у него еще может быть замечательная жизнь, что папа его выздоровеет, что такого мира было бы жалко. И тогда он произнес одно предложение. У меня сложилось впечатление, я и до сих пор так считаю, что он сделал это ради меня, что это мне было так неприятно, что это я нахожусь в таком вот состоянии, и ему хотелось как-то мне помочь.