— Дело прошлое. Да ведь и я обозвал вас так же.

— Вы были правы, я и есть убийца.

— Вы никого не убивали, Сэлинджер.

— Я рассказал Бригитте об экспертном заключении. Заявил, будто Гюнтер знал о вас, и…

Я не смог сдержать рыдания. Перед глазами стояло лицо Бригитты, когда она выгоняла меня. Она выглядела так, будто потеряла все.

— Бригитта передала мне весь ваш разговор, Сэлинджер. Не стану скрывать: в определенном смысле я уже давно присматриваю за вами. Я понял, что на самом деле вы расследуете убийства на Блеттербахе. Знал, что рано или поздно вы выйдете на Бригитту. Знал, что рано или поздно история с экспертным заключением Эви вылезет наружу. Я давно уже о ней и думать забыл. Наверное, тем утром вы заметили, как я выхожу из дома Бригитты. Я-то видел вас, Сэлинджер. У вас все было написано на лице. Вы наткнулись на экспертное заключение и пошли по неверному пути. И я решил исправить положение.

Я вспомнил черный «мерседес».

— У вас было столько лет, чтобы избавиться от этой проклятой экспертизы. — Я не мог поверить, чтобы Манфред проявил такое легкомыслие. — Зачем же вы все время держали ее в музыкальной шкатулке?

Манфред поднял глаза к потолку, туда, где находилась комната Гюнтера.

— Я думал, бумага надежно спрятана. А уничтожить ее было бы неправильно.

— И после моего ухода вы изложили Бригитте свою версию.

— Не мою версию, а чистую правду. О консорциуме из Трента, о денежных затруднениях «Каголь Эдилбау». О том, как я распространил слухи, чтобы они дошли до Эви, и тем самым вставил палки в колеса конкурентам. Я не хотел, чтобы у Бригитты сложилось неверное мнение. В конце она призналась, что ей стало легче.

— Но она сказала неправду.

— Да, она сказала неправду. Теперь я это понимаю, но поверьте мне, никто не смог бы ее удержать. Бедная женщина в третий раз пыталась сделать это.

— Покончить с собой?

— Да. Она, Сэлинджер, покончила с собой не из-за Гюнтера или Эви. Она покончила с собой потому, что себя ненавидела, а когда человек ненавидит себя до того, что желает умереть…

7

В середине марта я отвел Аннелизе в сторонку и сказал:

— Хочу вернуться в Нью-Йорк. Это место отдалило нас друг от друга. А я не хочу тебя терять. Ни за что на свете.

Мы обнялись, и я почувствовал, как тает лед, скопившийся в груди.