И все-таки гулять мне нравилось.

Особенно влекла меня старая часть Ред-Хука, порт, зернохранилища. Сигурни-стрит, Халлек-стрит и Коламбиа, где пуэрториканцы бросают на тебя злобные взгляды и откуда, словно по скрученному хвосту скорпиона, выходишь прямо к открытому океану.

Крюк[58], он и есть крюк.

Гулять означало предаваться игре воображения. За каждым углом поджидала тайна, каждый дом сулил приключение. Все это прокручивалось у меня в голове, словно яркий цветной кинофильм.

Я ничего не боялся, ведь на моей стороне — бог книгочеев, правда? Неправда.

Мне было десять лет, лучший возраст для того, чтобы наслаждаться свободой, не осознавая, какие тяготы она несет в себе. Теплый ветер с океана разогнал смог, и я бродил в окрестностях Проспект-парка, блаженствуя в солнечных лучах. Наконец присел на скамейку: в одной руке — буррито[59], в другой — ледяная кока-кола.

Я себя чувствовал властелином мира, пока не услышал звук. Жужжание. Низкое, зловещее.

Я задрал голову к небу.

В ветвях клена, распростершихся надо мной, я не увидел божества, погруженного в книжку. Я не увидел даже весеннего неба. А увидел я гнездо. Некрасивое, грубое, шишковатое, будто картофелина. И десятки ос, которые уставились на меня, жужжа. Ощущение, которое я испытал, когда одна из них отделилась от этого плода из жеваной бумаги (первый образ, какой пришел мне на ум, когда я увидел гнездо) и села мне на руку, погрузив усики в масло, вытекшее из буррито, было ужасным. Эта тварь шевелилась, была настоящая, злобная. И вскоре причинила мне боль.

Чудовищную боль.

Да, в самом деле.

Я вел себя как дурак: вместо того чтобы сидеть неподвижно, затаив дыхание, дожидаясь, пока она закончит обед, а потом удрать куда подальше, я замахал руками, стал кататься по земле. Оса трижды укусила меня. Два раза в руку, один раз — в шею. Шея так раздулась, что моя мутти решила: нужно ехать в больницу. До этого не дошло, но с того дня я больше не верил в бога книгочеев. Я стал бояться всех насекомых, каких только видел поблизости, а полный ненависти взгляд множества ос приходит мне на память всякий раз, когда я понимаю, что влип по самое не могу.

Как в этот мартовский день.

Именно об осах подумал я, открывая шкатулку сердечком.

2

Я отпрянул, не сдержав крика.

Никаких ос. Только скопление пыли и пожелтевшие фотографии. Фотографии сломанных зомби. Маркуса. Курта. Эви.

Сломанные зомби Блеттербаха.