Она наконец отреагировала – бросила на него измученный взгляд.

– Мы не могли бы поговорить о чем-нибудь другом? Я сделаю это, посмотрю на него, когда приедем. Но пока мы не приехали, нам ведь не обязательно это обсуждать.

Все это было произнесено монотонным голосом. Полицейский был уверен в том, что в клинике Кору накачали лекарствами, прежде чем передать ему. И надеялся лишь, что она не уснет по дороге. Что ж, разговор – это хороший способ борьбы с сонливостью. И он не обязательно должен быть о Франкенберге.

– А о чем бы вы хотели поговорить?

– Не знаю. У меня в голове словно целое ведро воды.

– Я знаю одно хорошее средство.

Было около десяти, и у них еще было время: Йоганнес Франкенберг согласился уделить им пару минут в час дня, и приезжать туда раньше не было смысла. Рудольф Гровиан сообщил ему о своем визите, однако не упомянул, что приедет не один. Перерыв на кофе наверняка пойдет им на пользу.

Вскоре полицейский заехал на стоянку. Потом сел вместе с Корой за столик у окна. Она насыпа́ла сахар себе в чашку, пока Рудольф ее не остановил.

– Только не размешивайте. Иначе не сможете пить этот кофе. Вы ведь пьете его без сахара, не так ли?

Кора покачала головой и посмотрела в окно. В профиль ее лицо казалось еще бледнее.

– Я хочу вас кое о чем спросить.

– Вперед, – подбодрил ее Рудольф.

Глубоко вздохнув, она сделала глоток кофе.

– Девушка, – нерешительно начала Кора. – Вы ведь рассказывали мне о мертвой девушке, которую нашли возле учебного полигона. Вы знаете, что с ней стало?

– Ее похоронили, – произнес он.

– Так я и думала. А вы знаете где?

– Нет. Но могу выяснить, если вас это интересует.

– Очень интересует. Если вы сумеете выяснить это и скажете мне, я буду вам очень благодарна.

Полицейский лишь кивнул, перебирая в уме всевозможные мотивы. Однако истинная причина ее действий осталась для него тайной. Эберхард Браунинг не понял, о каком свидетельстве и о какой незнакомой женщине говорила Кора, но обещание ей, конечно же, дал. И Рудольф Гровиан по-прежнему исходил из того, что Магдалина Рош умерла шестнадцатого августа от сердечно-почечной недостаточности.

Кора снова взяла чашку и хотела поднести ее ко рту, но у нее так сильно дрожали руки, что кофе расплескался и закапал на стол. Со звоном поставив чашку на блюдце, она заявила: