– Мне нужен всего лишь один короткий комментарий, Анна, и все закончится.

Он подсовывает мне под нос свой айфон.

Рядом с ним – его фотограф, парень постарше. Два фотоаппарата – словно пулеметы, ремни крест-накрест на груди, карманы куртки топорщатся от сменных объективов, вспышек, батареек.

– Оставьте меня в покое.

Это ошибка. Шуршат ручки, царапая блокноты, кто-то еще выставил вперед смартфон. Толпа журналистов подается вперед, приняв мои слова за приглашение.

– Это шанс изложить ваше видение ситуации.

– Анна! Посмотрите сюда!

– Какими были ваши отношения с матерью в детстве, Анна? Она била вас?

Они говорят все громче, принимаются перекрикивать друг друга. Хотят, чтобы их услышали. Нажиться на сенсации.

Дверь Роберта распахивается, и он спускается на ступеньки в кожаных тапочках. Мельком кивает нам, но не сводит глаз с толпы.

– А не пошли бы вы? – выкрикивает сосед.

– Может, это ты пошел бы?

– Это вообще кто такой?

– Никто.

Отвлекающий маневр сработал. Я благодарно смотрю на Роберта, снова чувствую руку Марка на спине, он подталкивает меня вперед. Колеса коляски шуршат на гравии, Марк запирает ворота. Вспышки: две, три, четыре…

Новые снимки.

Новые фотографии Анны Джонсон, бледной, испуганной. Новые фотографии Эллы в коляске – лица не видно, коляска задрапирована одеяльцем. Новые фотографии Марка, мрачно ведущего нас по подъездной дорожке обратно в дом после того, как какая-то причина заставила нас покинуть безопасные стены.

Только местная газета продолжает публиковать о нашей истории передовицы (в общенациональных газетах эта новость сместилась на пятую страницу), иллюстрируя их нашими фотографиями, сделанными из-за забора, словно нас посадили за решетку.

Войдя в дом, Марк варит кофе.

Полиция советовала нам пожить в каком-нибудь другом месте.