Мюррей открыл рот, но не произнес ни звука. В груди разливалась тянущая боль, ныло сердце.
– Я не знаю, что сказать. – Он посмотрел на медсестру.
– Что угодно. Поговорите о погоде. Расскажите, что вы ели на завтрак. Пожалуйтесь на работу. – Женщина опустила ладонь Маккензи на плечо, сжала пальцы. – Что угодно, все, что вам приходит в голову.
Она отошла в угол палаты, подальше от Мюррея и Сары, и начала складывать простыни и убирать в ящике столика рядом с пустой кроватью.
Маккензи посмотрел на жену. Провел кончиком пальца по ее лбу – морщинки от постоянной тревоги теперь разгладились. Коснулся ее переносицы, отдернул руку от пластиковой маски, удерживавшей трубку в горле Сары, погладил щеку, шею, изгиб уха.
Вокруг мерно урчали машины и попискивали датчики – звучала ритмичная речь реанимационного отделения.
– Прости, что меня не было рядом… – начал он, но рыдания не давали ему говорить, слезы застили взор.
Сколько времени они провели вместе? Сколько времени им оставалось бы, если бы этого не произошло? Мюррей вспомнил Сару в день их свадьбы, как она выбрала желтое платье вместо белого. Вспомнил ее радость, когда они купили дом. Касаясь ее безвольных пальцев, он вспомнил ее руки, все в земле, с грязью под ногтями, и увидел лицо, раскрасневшееся после уборки в саду, а не теперешнее, бледнее больничной подушки.
Да, времени было недостаточно, но проведенные вместе часы были для него ценнее целого мира.
Они и
Их миром.
Маккензи кашлянул, повернулся к медсестре:
– Я готов.
Последовала пауза. Мюррей надеялся, что она скажет:
– Я позову доктора Кристи, – кивнула медсестра.