Лора переводит дуло пистолета в мою сторону. Целится прямо в меня. Ее палец на спусковом крючке напрягается. Мама плачет за моей спиной. На балконе завывает ветер.

– Пять! Четыре! Три! – Ликование в соседней квартире нарастает. Фейерверки, вопли, музыка – все становится громче.

– Не стреляй! – во все горло кричу я.

Шум оглушает. Тысяча децибел. Больше. Дверь срывает с петель, она с грохотом валится на пол, и кажется, что сотня вооруженных полицейских врывается в комнату. Шум, столько шума! Они кричат, мы кричим, и…

– Бросай оружие!

Лора оглядывается на угол комнаты, пистолет все еще у нее в руке. Мама наступает на осколки битого стекла на краю балкона. Край ее платья полощется на ветру. Мама смотрит мне в глаза.

А потом она падает.

Я кричу – все кричу и кричу и уже не знаю, раздается ли этот вопль только в моей голове или все окружающие тоже его слышат. Ее платье трепещет на ветру, как нераскрывшийся парашют, тело вращается, вращается, вращается, несется вниз. Над нашими головами взрывается фейерверк, наполняя небо золотыми и серебряными искрами.

Рядом со мной полицейский, он что-то говорит, но я его не слышу, на его лице тревога. Полицейский кутает меня в плед, укрывает Эллу. Положив ладонь мне на спину, он выводит меня на лестничную клетку, не дает задержаться в комнате, хотя, пока мы идем по гостиной, я вижу Лору на полу, над ней склонился другой полицейский. Я не знаю, жива она или мертва. И не знаю, есть ли мне до этого дело.

В «скорой» меня трясет. Девушка-парамедик приветливо улыбается мне, ее светлые волосы заплетены в две толстые косы, падающие на плечи. Она подносит шприц к моей руке, делает мне укол, и через пару секунд я чувствую себя так, словно выпила бутылку вина.

– Я кормлю грудью, – запоздало спохватываюсь я.

– Малышке не пойдет на пользу, если у вас случится паническая атака. Пусть лучше подремлет лишний часик, чем получит от вас адреналин, попавший в грудное молоко.

Задняя дверца «скорой» открывается со щелчком, и мне кажется, что я узнаю полицейского, он давал мне плед, но от укола перед глазами у меня все плывет и люди в форме будто все на одно лицо.

– К вам гости, – говорит полицейский, отступая.

– Нас не пускали за полицейское заграждение. – Марк забирается в «скорую» и резко, едва не падая, садится на лежанку рядом со мной. – Никто не говорил, что происходит. Я так испугался, что вы… – Он замолкает, голос изменяет ему, и Марк заключает нас с Эллой в объятия.

Малышка спит, и я снова думаю о том, видят ли младенцы сны и станут ли преследовать Эллу кошмары после всего, что случилось сегодня.