– Зачем вы с ними разговаривали?

– Чтобы понять, что творится… – Нет, не стоило этого говорить.

– У меня в голове? – произнес Гэбриэл с желчью. – С головой у меня все в порядке. Мои поступки логичны. Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Но те фанатичные кретины… – Он вдруг замолчал.

Чендлер решил вклиниться, чтобы исправить ситуацию:

– Они отказались разговаривать со мной о тебе.

– Им стыдно, – заявил Гэбриэл. – Ничего, всему, чему надо, они меня научили. Ставили к стене, секли и читали начало книги.

– Бытие?

Гэбриэл помолчал.

– Да, Бытие. Меня стегали и говорили о том, что все грешники. Грешники у них все, но истязали почему-то только меня, как будто для них это путь к спасению. «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его». Вот что у меня осталось.

Он поднял фонарь и посветил на ухо. Под волосами скрывался длинный шрам.

С подсвеченной головой Гэбриэл был отличной мишенью. Впрочем, пока обмен не состоится, Ник стрелять не будет – по крайней мере, Чендлер искренне на это надеялся.

– Рассекли до мяса, – продолжал Гэбриэл, поглаживая шрам. – Кровь не останавливалась, и меня повезли к врачу. При церкви. Он вопросов не задавал. Просто зашил и сказал, что молчание – залог исцеления.

– Если с тобой жестоко обращались, это не значит, что тебе самому надо быть жестоким.

Гэбриэл хмыкнул.

– Они отобрали последнее, что связывало меня с родителями: любовь к Господу. Они внушили мне, что я зло, а злу закон не писан. Что ж, если я – дьявол во плоти, то должен выполнять его работу, как архангел Гавриил[11], карающий тех, чьи имена в списке. Я – орудие дьявола.

– А что с теми, кого ты пропустил?

Луч фонарика подпрыгнул – Гэбриэл пожал плечами.

– Я иду не по порядку, а забираю тех, кто попадается под руку. Только представьте, Чендлер, сколько раз мне пришлось повторять этот список наизусть. Я говорил, а меня секли. Стоило мне сбиться – как от боли не сбиться? – все нужно было начинать сначала. Со списка и до главы тринадцатой.

– Почему именно до тринадцатой? Несчастливое число?

– Нет, потому что там впервые упоминаются Содом с Гоморрой. Дорогие Джефф и Дина, видите ли, не хотели, чтобы эти слова звучали в их доме. В доме, где сами стены пропитаны грехом. Иногда – на мгновение – я даже забываю, как звали моего брата и моих родителей, но эти имена я не забуду никогда.