— Я не буду доносить.

Степан откусил кусок колбасы. Сделал знак викарию. Тот снял очки, отодвинул бумаги. Потом взял буханку хлеба и, приложив ее к груди, отрезал по толстому куску для себя и директора. Положил нож. Рукоятка из слоновой кости была увесистая, вручную скрученная шурупами. Лезвие имело форму полумесяца и было прекрасно заточено.

— Нет так нет, — ответил с полным ртом Степан.

Он оторвал ножку от цыпленка и вонзил в нее зубы. Потом развернул газету, внутри которой был сальтисон. Ксендз отрезал себе толстый кусок.

Они молча ели. Петр смотрел на них, как загипнотизированный. Даже не верилось, что они так легко приняли его отказ.

— Так поешь хоть чего-нибудь, прежде чем идти, — спокойно сказал Степан. — Дорога длинная. Темень, еще заблудишься. Не лучше ли остаться до утра? Спать есть где. — Он показал на две кровати.

Петр сел. Ему налили в металлическую кружку, которую Степан достал из рыбацкого ящика. Глотая, Бондарук понял, что это чистый спирт. Горло горело, сразу ударило в голову. Он съел пару кусочков колбасы и закусил хлебом. Еще несколько раз глотнув из кружки, почувствовал, что совсем опьянел. Он слышал, как Степан и Ежи потешаются над тем, что голова у него слабая, но ему было уже все равно. Он провалился в темноту.

Его разбудили смрад и поросячий визг, а потом он почувствовал раздирающую боль в анальном отверстии. Руки его были привязаны к деревянной перегородке, голова утыкалась в навоз. Перепуганные свиньи столпились у стены, отчаянно хрюкая. Глаза, нос и рот были полны дерьма. Парень задыхался от недостатка кислорода. Вдруг кто-то дернул его за волосы. Он поднял голову. Перед ним болтались обвисшие мужские гениталии. Ксендз Ежи ласкал себя, глядя, как Степан выполняет толкательные движения, а Петр был не в состоянии вырваться. Наконец Степан закончил. Петр остался в прежней позиции, так же вися на перегородке, голый ниже пояса. Он не мог даже слова произнести, не говоря уже о том, чтобы бороться.

— Ну, тише, тише. — Ежи погладил его по перемазанному навозом лицу. — Это твой первый раз, красавчик?

У Петра получилось отвернуться. Он хотел сплюнуть, показать мучителям свое отвращение, но в этот момент вдруг почувствовал между ягодицами что-то горячее. Вскрикнул и потерял сознание.

— А теперь попробуй ее отыметь, — пробормотал Степан, застегивая штаны. — Она твоя.

Потом он обнял викария, и они направились в хату. Ежи обмыл любовника от грязи. Они легли в одну кровать. Ежи начал приставать, но Степан выгнал его на соседнюю койку, сказав, что устал.

— Я ревную, — заявил ксендз.