— И кого вы уже подвергли данной терапии?

— Прошу меня извинить, но я не могу называть фамилии пациентов, — объяснил он, и тут же, моргнув, а может это просто был тик, добавил: — В основном, это публичные люди.

— Здесь все очень публично, понимаю, — поддакнула Саша, что очень развеселило профессора, поэтому она назвала первую фамилию, которая пришла ей в голову: — Петр Бондарук?

Чубайс сразу стал серьезен.

— Нет. Его партнерша. Она попала ко мне после расставания с мужем.

— Все женщины Бондарука мертвы, кроме одной, — рискнула Саша. — Значит, речь о Дуне Ожеховской?

Она заметила уважение в глазах профессора. Начав говорить, он перешел на шепот. Глаза его выражали сумасшествие в чистом виде, характеризующее гения либо диагностированного психа.

— Мне нужно срочно поговорить с кем-нибудь из полиции. У меня есть информация, которая поможет разгадать загадку преступлений, в которых подозревается директор паркетной фабрики.

— Бондарук пока лишь подозреваемый. Ему не предъявлены обвинения.

— Вы ведете расследование?

— Следствие, — поправила она его. — Уже нет. Я только что закончила свою миссию и могу возвращаться домой.

— В следствии наверняка есть ошибки. У вас не было полных данных.

— Неужели?

— Вы знали, что у Петра Бондарука только один биологический сын? Это Ежи Ожеховский, жених Ивоны Бейнар, на которой вместо него женился Бондарук?

Саша не смогла скрыть удивление. Это представляло совсем в другом свете дело похищения Ивоны, а также давало мотив матери Ожеховского.

— Значит, нет, — констатировал Чубайс. — Вам следовало докопаться до этой информации. Насколько мне известно, она не является секретной.

— Здешние не очень доверяют чужакам.

— Мне это знакомо. — Психотерапевт кивнул. — Поэтому я советовал бы поговорить с паном Петром. Меня он в дом не впустит, но женщины ему всегда нравились. А вы женщина.

— Что вы говорите.

— Но я должен уточнить. Генограмму заказала у меня не пани Ожеховская, а пани Прус. Местный психиатр. Коллега. Я уже много лет считаюсь ее супервайзером.