— Она тоже была связана с директором?

— Совсем наоборот, — парировал он. — У меня есть основания предполагать, что она врала. Я пытаюсь лишить ее права на профессиональную деятельность.

— Почему? — удивилась Саша, едва скрывая удовлетворение от услышанного.

— У нее серьезные нарушения психики. Она сама должна лечиться.

— Что с ней?

— Извините, но это врачебная тайна.

Они подъехали к водонапорной башне. Строительных лесов уже не было, и глазам толпы зевак открылось огромное граффити, изображающее «проклятых солдат». Дорогу местным чиновникам перекрыла группа мужчин с транспарантами «Польша для поляков».

* * *

Марианна Мацкевич сняла кастрюлю с плиты, пока суп не закипел. Она выглянула в коридор и с укоризной посмотрела на разбросанные по полу вещи. Посередине возвышалась гора обуви, совершенно новых костюмов и пальто, а также книги, диски с музыкой и фильмами. В коробках у стены стоял так и не распакованный за многие годы старый фарфор, статуэтки и ценная во времена ПНР коллекция чешского богемского стекла.

Петр Бондарук в тапках, пижамных брюках и видавшей виды толстовке стоял на стремянке и подбрасывал в кучу очередные предметы. Час назад он заявил Марианне, чтобы она выбрала себе что-нибудь из его имущества, потому что уже сегодня вечером все это окажется в мусорном баке, поскольку он не желает, чтобы в случае его смерти кто-нибудь из его наследников пользовался его вещами, хоть бы и алюминиевой ложкой. Помощница уже много лет спокойно переносила его мании и депрессии, поэтому сейчас только кивнула, дав понять, что приказ принят к исполнению. Но поскольку хозяин требовал вербального подтверждения, заверила, что заберет все, а то, что ей самой не пригодится, раздаст родственникам и знакомым. В случае чего, городской хоспис с удовольствием заберет мужскую одежду и обувь.

— Ни одна из этих вещей не пропадет, — уточнила она гробовым голосом.

Петр глотнул травяного чая из стакана, который она ему подала, а потом закурил очередную сигарету, предварительно отломив от нее фильтр. Шарлотка на блюдце так и осталась нетронутой. С момента возвращения из участка он совсем ничего не ел, но, несмотря на это, Марианна в установленные часы накрывала на стол. Потом она уносила еду и уже даже не решалась комментировать, до чего может довести голодовка человека его возраста. Он бы все равно не послушал.

Помощница как раз наливала в супницу горячий суп, когда раздался звонок в дверь. Согласно приказу хозяина она не должна была впускать никого, кроме полицейского, который бывал в доме пана директора как минимум трижды в день. Честно говоря, она не очень понимала, зачем он приходит, потому что он держался как у себя дома, а не как сотрудник, пришедший с визитом к подозреваемому. Было непонятно — то ли он охраняет Бондарука, то ли беспокоится о том, чтобы тот не свел счеты с жизнью. Она не имела привычки подслушивать, но в данном случае и не приходилось. Дверь кабинета хозяина всегда была открыта настежь, но Франковский и Бондарук почти совсем не разговаривали. Ей это казалось, как минимум, странным.