— Может, чего-нибудь покрепче? — предложил Петр, заметив, что Саша в очередной раз зевнула.
Ряд пустых кофейных чашек на подносе, тарелка с крошками, оставшимися от шарлотки, и недоеденный крендель свидетельствовали о том, сколько времени они провели за разговором. Они не смотрели на часы, но прежде, чем Бондарук закончил, наступила ночь. Петр запретил Марианне входить в кабинет, где он уже несколько часов беседовал с профайлером, и попросил, чтобы она принесла им термос кипятка, чай в пакетиках и банку растворимого кофе. Не далее как три чашки кофе назад он позвал ее еще раз и велел идти домой. Кроме того, он вызвал снабженца с фабрики и распорядился забрать все те вещи, от которых решил избавиться. Теперь им никто не мешал. Ни Романовская, ни Джа-Джа, ни один из техников, которых должна была прислать комендантша, — никто не приехал в дом Петра. Но Саша пока не думала об этом. Рассказ Бондарука был слишком шокирующим, чтобы какое-либо новое открытие смогло его затмить.
— Желаете? — спросил он еще раз. При виде бутылки горькой настойки Саша только покачала головой, поэтому Петр не стал переливать бутылку в графин так, как он это делал до сих пор, пока профайлер пила кофе.
Он отпил из горла хороший глоток.
— Вот так это было, уважаемый суд, — пробормотал он с виноватой улыбкой. — Не знаю, кто убрал за мной. Я проснулся в больнице, с катетером, под капельницей и с перевязанной головой. Потерял три литра крови. Не знаю, какого черта меня спасали. Никто не допросил меня. Никогда не вызывали по этому делу в участок. Потом по городку прокатилась новость об исчезновении двух педерастов, как их тогда называли. Они оба были публичными людьми, поэтому Хайнувка кипела. Со временем дело подзабылось, а через год я уже был директором пилорамы.
— Вообще-то по сроку давности дело уже неактуально, но неплохо было бы это обнародовать, — вставила Саша. Она проглотила слюну и невольно взглянула на пах Петра. Она подумала, как это возможно, что после этого он сделал еще троих сыновей, но пока не спрашивала об этом. — Семьям погибших нужна могила родственников.
— Единственная семья, которую имел Степан, — это жена, — бросил Петр с вызовом. — А она не хочет помнить даже его имени. Из-за этого скандала, который устроила гэбэ, она стала меченой. Тем более что он на самом деле был гомосексуалистом. Дуня знала об этом, выходя за него. Это была часть договора. Сейчас Дуня живет так, как вы видели. По мне, так она прекрасно справилась. Ей, единственной, все равно, что я могу обнародовать это. Я сегодня с ней говорил об этом.