Мажена разлила. Пила наравне с мужиками. Игорь не прекращал говорить, а во время третьей или пятой рюмки Петр еще раз спросил:

— Может, позвонишь еще раз? Что-то шефа долго нет.

Игорь заржал, но тут же посерьезнел. Потом взял свой огромный мобильник и левой рукой набрал номер. Левша, потому и нокаут у него получался оглушительным именно левой. Он не сказал в трубку ни слова, только слушал. Потом взял одну непочатую бутылку, сунул ее в рукав мастерки и направился к выходу.

— У этих еще полчаса. — Он указал на дверь Иовиты. — Если протянут время, платить будут двойную ставку. Десять процентов твои, если сможешь их вышвырнуть. Бедная ромашка. Если так и дальше пойдет, то придется отправлять ее на реабилитацию, а Николаю это не очень улыбается. Хотя, сейчас он явно не в форме. Не знаю, не знаю.

Мажена встала.

— А что с ним?

— Ну что, ушатался и валялся в сугробе. Скорая забрала. Я поехал. Глянешь тут за всем этим?

И, не дожидаясь ответа, хлопнул дверью. Петр и Мажена долго сидели молча.

— Может, рулета с маком? — спросила она наконец. — Покупной, но еще свежий.

Петр отказался. В тишине они услышали приглушенный смех и проклятия. А потом стук в дверь и звук отпираемого замка. Из двери высунулся мужик, ровесник Петра, кивнул ему красной вспотевшей усатой рожей. Бондарук ненавидел старосту, начальника гэбэ вплоть до ее ликвидации, но тоже слегка кивнул, словно они находились во дворце, а не провинциальном борделе.

— Оса, где водка? — крикнул Гавел Мажене.

Она молча протянула ему бутылку Петра.

— Теплая, — скривился тот и сразу скрылся в комнате.

— У вас полчаса. Николай говорил… — начала Мажена, но никто, кроме Петра, не слышал ее.

— Кто еще там?

Она пожала плечами. Отпила глоток из рюмки, закусила огурцом и хлебом с остатками домашнего паштета, больше килограмма которого переваривалось сейчас в желудке Игоря.

— Сколько?

Она показала четыре пальца. Он поднял голову.

— И она одна?

Мажена подтвердила. Петр подбежал к двери, приложил к ней ухо, но ничего не было слышно.