На углу свернул налево, снимая латексные перчатки. Единственное, что здесь намекало на человеческое присутствие, – лязг сцепки невидимых товарных вагонов вдалеке. Ночь пронзил свисток локомотива. Си-бемоль. Скоро я нашел дорогу на улицу Маркса Дормуа – вымершую, как призрачный город. Ни единого такси. Моя вторая большая ошибка. Не продумал, где бросить спертый рыдван. Через несколько кварталов район сменил характер. Молодые люди в мрачных подъездах. По витринам ползла арабская вязь. Я прошел пару кафешек, открытых допоздна. Заглянув, заметил, что все посетители – мужчины. Пили кофе или чай. Без вина или чего покрепче. Сам того не зная, я попал в чужую страну, уже не Францию.

Продолжая идти, я почувствовал, что за мной следят. Оглядываться через плечо не понадобилось. После стольких лет работы частным сыщиком у меня появилось шестое чувство. Еще одной моей ошибкой оказались бабки. В одиночку, в незнакомом краю, с двадцатью косарями на поясе. Я расстегнул пальто. Чтобы ствол был под рукой. «Смит-Вессон» – это пять патронов, плюс два в «Дерринджере». Должно хватить. Прострелишь колено одному ублюдку – и остальные разбегутся, как тараканы на свету.

– Savez-vous où vous êtes? – окликнул голос с проезжей части.

Я оглянулся и увидел, как ко мне подъезжает грузовой фургон среднего размера. Водитель перегнулся к окну через сиденье. Он спрашивал, знаю я ли, в какую глушь меня занесло.

– Perdu, – я ответил, что заблудился.

– Entrez, – сказал он, открывая пассажирскую дверь. – Cherchez et vous trouverez.

Водитель сказал что-то вроде «ищите и обрящете». Я обернулся на четырех смуглых молодчиков, которые следовали за мной. Они встали на месте, буравили глазами, ожидая, что я буду делать.

Я хотел убить их всех. Жаждал. Как славно видеть их тела, разбросанные по тротуару. Вместо этого я прошипел «Fous le camp!» – велел им проваливать, – и забрался в кабину грузовика.

Пока мы ехали на юг, водитель объяснил, что я забрел в район, настолько заселенный алжирцами, что на этих людных улицах скрывался штаб Фронта национального освобождения. Я заблудился в зоне боевых действий. Водитель сказал, что мы проезжаем большой железнодорожный терминал Гар-дю-Нор, и я попросил высадить меня. Поймаю такси до площади Республики, сказал я. Это я продумал заранее, чтобы таксист не запомнил, как отвозил меня в отель Стерна после полуночи.

– Pas de probleme, – ответил водитель и выпустил меня в центре площади, у высокой бронзовой статуи женщины с оливковой ветвью. – Marianne! – крикнул он перед тем, как умчаться. – Symbole de la république![274]