– Mox, – ответил я. Скоро.

Двадцать Пятый – Viginti Quinque – подвергся тому же допросу. Он дал очередной запутанный ответ. Я не понял ни слова. Так или иначе, все записано на микрофон. На прошлом собрании отсутствовали трое. Сегодня – аншлаг. Торжественная часть кончилась. Демонический трон поблескивал у всех на виду. Явно готовилось что-то крупное. Люцифер наверняка ждет сигнала за кулисами. Готовится к большому выходу на сцену. Я понятия не имел, что у него за шоу. Знал только последнюю реплику. Что будет под занавес. Когда пропоет толстушка в шлеме с рогами, Луи Цифер умрет.

Незнакомцы в капюшонах совещались на непонятном языке. По моим оценкам, прошел почти час. Я сидел как истукан, не говорил ни слова. Ждал гвоздя программы. Внутри бил ключом адреналин. Воздух пропах от горящего дегтя на дымящих факелах.

Внезапно вальяжная латинская полемика накалилась. Члены собрания начали перебивать выступающего. Все заговорили одновременно. Закричали. Влезали поперек друг друга. Когда я увидел, как Девятый показывает на дьявольский трон и кричит что-то вроде «Dominus Luciferi», у меня зачесались кулаки. Вот оно. Люцифер.

Первые разъяренные выкрики улеглись до состояния приличных дебатов. Я прислушивался, но не понимал ни единого слова. Я думал, что-нибудь узнаю, если буду следить за динамикой в помещении. Но латынь мешала. Все гундели, как на Торжественной мессе. Заговорил Третий – «Trēs», причем так тихо, что все за большим столом наклонились в его сторону. Я тоже, не желая выбиваться из коллектива. Тройку было почти не слышно из-за хриплого скрипучего шепота. Я знал этот голос. Кардинал Латур, архиепископ Парижа.

Непонимание темы обсуждения не помешало узнать кое-что критически важное. Я решил после убийства Цифера пристрелить до кучи и Латура. Жаль, что не мог прикончить всех сразу. Патронов не хватит. Они еще понадобятся, чтобы прорываться из этой крысиной норы. О том, чтобы сделать мир лучше, речи не шло. Мне было насрать, насколько они тут порочные и коррумпированные. Для меня их единственным преступлением оставалось то, что их отобрал Цифер. Всю эту прогнившую мразь осквернило его прикосновение.

Препирательства и болтология продлились еще по меньшей мере час. В конце концов все замолчали. Наговорились вдоволь. Трон по-прежнему пустовал. Люцифер не явился. Цифер меня подставил. На душе скребли кошки. Снова обманут Отцом Лжи. Первый поднял руку. «Alia disputato?»[278] – спросил он. Никто не ответил. Первый встал. «Opertet suffragii»[279], – сказал он, уходя к стене, где потянул за висящую цепь. Где-то в отдалении ударил колокол.