Повисла оглушительная тишина.

– Какого черта, – выдохнул я.

– Надо было давно это сделать – пожалуй, даже много лет назад. Но для этого ведь нужен определенный склад характера, а я, как видишь, не такой – по крайней мере, не был таким до сего дня.

– Погоди, – перебил я, – Хьюго, что ты творишь?

Он печально, словно издали, смотрел на меня сквозь очки.

– На этой стадии, – сказал он, – я дальше молчать не могу. Тот приступ меня порядком встряхнул.

Керр переминался с ноги на ногу, ему не терпелось уйти.

– Помните, – сказал Рафферти откуда-то сбоку, – вы не обязаны ничего говорить, но все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано в качестве доказательства. Вы же это знаете, верно?

– Знаю, – ответил Хьюго, снял с вешалки пальто и принялся неловко одеваться, перекладывая трость из руки в руку.

– Вы точно не хотите позвонить адвокату? Предупреждаю, он вам понадобится.

– Точно.

– Я позвоню папе, – слишком громко сказал я. – Он сразу приедет. Не говори ничего, пока не…

– Не позвонишь, – рассеянно перебил Хьюго, тыкаясь в рукав, который никак не мог отыскать. – Ты слышал, что я сказал? Ты не станешь тревожить отца, дядей и кузенов. Дай мне спокойно закончить дело.

– Ему нужен адвокат, – сказал я Рафферти. – Вы не имеете права говорить с ним без адвоката.

– Он сам так решил. – Рафферти поднял ладони.

– Он не может это решать. Он не… его сознание… он путается. Все забывает.

– Тоби, хватит, пожалуйста, – раздраженно бросил Хьюго.

– Я не шучу. Он, он не… – я вспомнил слово, – он недееспособен, не в состоянии принимать подобные решения.

– А мы и не собираемся устанавливать степень его дееспособности. – Керр повел плечом и поморщился, когда оно хрустнуло. – Этим занимается суд.

– Если до этого дойдет, – добавил Рафферти.