– Мне уже четырнадцать, но ты все равно меня игнорируешь, когда дело доходит до мамы!
– Неправда!
– Нет, это так! Ты всегда только отворачиваешься, когда я спрашиваю, что случилось, или как она умерла, или почему ты иногда на меня так смотришь, будто и меня тоже ненавидишь… Ты злишься, что я не убил его?
– Нет. – Его отец сел, но напряжение нисколько его не отпустило. – Меня злит, что Эдриен жив и на свободе, а твоя мама по-прежнему мертва. Я сам не свой от того, что ты получил пулю и сейчас находишься здесь и что, когда до этого дошло, ты оказался единственным из нас двоих, у кого хватило духу посмотреть ее убийце в лицо и сделать то, что нужно было сделать.
– Но я ведь ничего не сделал!
– Не в этом суть, сынок. Суть в том, что ты взял в руки ствол, а я был всего лишь куриным дерьмом, которое позволило тебе это сделать! Эдриен Уолл украл у меня все, чем я дорожил. А теперь я смотрю на тебя, такого всего простреленного и маленького, но мне кажется, что из нас двоих на самом деле маленький – это я сам. И почему же? Да потому, что я увидел тебя с тем револьвером – и где-то в глубине души все эти десять секунд был тряпкой. Десять проклятых секунд! Ну как мне теперь не терзаться, не оглядываться постоянно назад, не задыхаться от гнева, который из всего этого произрастает?
Гидеон слышал эти слова, но думал, что все это чушь собачья. У отца было целых полночи, чтобы остановить его. Он мог поехать к тюрьме, поехать к тому бару…
– Ну а моя мать? – спросил мальчик. – Чем она-то тебя так бесила?
– Твоя мать… – Отец Гидеона полностью отвернулся, а потом вытащил из кармана бутылку и осушил ее сразу на треть. – Когда у нас начинались напряги, мы могли пойти в ту церковь и помолиться. Тебе-то неоткуда об этом знать, но мы так делали. Когда ссорились из-за денег, или из-за тебя, или… насчет других вещей. Мы стояли на коленях, держались за руки и просили Господа придать нам сил или решимости, или чего там, блин, нам еще не хватало. Мы венчались в этой церкви, и тебя в ней крестили. Я всегда считал, что, если какое-то место и способно нас исправить, так это именно оно. Твоя мать была с этим не согласна, но ходила туда со мной, просто чтобы меня уважить. Черт! – Покачав головой, он уставился на бутылку. – Она становилась на колени возле алтаря и произносила все эти слова, только чтобы уважить меня!
– Я все равно не понимаю…
– Тогда я скажу тебе одну последнюю вещь, и на этом закончим. Как бы я ни любил твою мать и какой бы красавицей она ни была… – помотав головой, он осушил бутылку до дна. – Эта женщина, мля, была далеко не святой!