Она подумала, нет ли в этом какого-то скрытого смысла, – может, и в самом ли деле Господь за всем наблюдает, а ее отец был прав всю дорогу? Сомнительно, но тогда почему еще она выбрала именно этих детей? Почему ее связь с ними столь решительна и бесповоротна?

– Вот психолог тут уж точно разгулялся бы!

Эта мысль ее позабавила, поскольку психологи у нее котировались примерно наравне со священниками, то есть крайне низко. А что, если она и тут ошибалась? Если б она прошла курс психотерапии, как хотела мать, то тогда, наверное, благополучно окончила бы колледж и вышла замуж. Сделала бы карьеру в сфере недвижимости или графического дизайна, жила бы в Нью-Йорке или в Париже, вела бы какую-нибудь фантастическую жизнь…

Забудь, подумала Элизабет. Быть копом тоже очень неплохо. Она многое изменила, спасла несколько жизней. И что с того, если будущее бесформенно и неопределенно? Есть и другие вещи, другие места. На нынешней профессии свет клином не сошелся.

– Ну да, точно.

Таковы были ее мысли вслух, когда она подъехала к ручью, где двое мальчишек удили рыбу с моста. Нога соскользнула с педали; она проехала мимо, остановившись сразу за мостом, чтобы понаблюдать за ними. Тот, что помладше, как раз забрасывал удочку, и на миг все застыло в идеальном равновесии: удилище полностью закинуто назад, маленькие руки сосредоточенно согнуты. Лет девять, предположила она. Его дружок тыкал пальцем в сторону глубокой на вид заводи рядом с ивой и обломком серого камня. Крючок с наживкой метнулся вперед, шлепнулся в воду в точно намеченном месте. Оба обменялись довольными кивками, и она восхитилась тому, насколько простой может быть жизнь даже для ребенка. Это подарило ей минуту умиротворения, а потом зазвонил телефон, и пришлось ответить.

Это Ченнинг.

Был слышен лишь ее истошный визг.

* * *

Когда Элизабет сдала задним ходом к дороге и умчалась прочь, Ченнинг немного постояла на крыльце, прикрыв глаза от солнца. Бедная тетка была настроена немного виновато и в целом спокойно, но Ченнинг понимала эту внезапную нужду двигаться, что-нибудь делать и обдумывать дикие мысли. Она чувствовала то же самое, когда мысленно возвращалась в подвал – когда была готова вдруг завизжать, или раскачиваться в темноте, или бить кулаками в стены, пока не разобьет в кровь пальцы. Все, что угодно, было лучше неподвижности, и вести себя нормально оказывалось одной из совершенно невозможных вещей. Поддерживать разговор. Встретиться с кем-то взглядом. Адская дверь могла распахнуться буквально в любую секунду.

Она еще с минутку понаблюдала за улицей, а потом зашла внутрь и стала бесцельно расхаживать по дому, где положительно все ей нравилось: расцветка и мебель, удобный уютный бардак. Всю стену гостиной занимал книжный шкаф, и она прошлась вдоль него – раскрыла одну книгу, потом другую, сняла с полки фотографию Элизабет с каким-то маленьким мальчиком. На большинстве снимков он был совсем мал – может, всего годика два или три. На остальных – уже постарше, застенчивого вида, худой, льнущий поближе к ней. У него были встревоженный взгляд и хорошая улыбка. Интересно, подумала Ченнинг, кто это такой.