Как ни гнала Элизабет до этого, но теперь, свернув с раздолбанной шоссейки на автомагистраль штата, превысила просто-таки все мыслимые скоростные пределы. Попутные машины так и проскакивали мимо, когда стрелка спидометра подползла к ста пяти[32]. Встречный ветер так завывал, что она едва могла думать. Да и о чем она вообще могла сейчас думать?

Ченнинг не отвечала.

Истошный визг. Потом мертвая тишина в трубке. Но она успела и еще кое-что услышать. Грубые голоса, крики, треск ломающегося дерева.

Элизабет набрала свой домашний номер, но услышала лишь короткие гудки – трубка снята с аппарата. Еще раз попробовала вызвать мобильник девушки, тоже без толку.

– Черт!

Три попытки. И три раза облом.

В полном отчаянии Элизабет позвонила Бекетту.

– Чарли!

– Лиз, да где ты, черт возьми?! Только не езжай домой! – Он орал, чтобы быть услышанным. – Не езжай домой!

– Что? Почему?

– Гамильтон и Марш… – Она не уловила пару фраз, но тут его голос прорезался опять: – Случайно выяснилось. У них есть судебное решение о привлечении тебя к уголовной ответственности, Лиз. Двойное убийство. Мы сами только что узнали.

– А как насчет Ченнинг?

– Лиз… – Шипение и треск помех на линии. – Не вздумай…

– Что-что?

– Полиция штата перекрыла нам…

– Чарли! Постой!

– Даже не вздумай, блин, ехать к себе домой!

В оцепенелом недоверии Элизабет нажала на «отбой». Дело было не в судебном ордере и не в том, что ее собирались арестовать. В доме – копы из полиции штата, и там же девушка, которая спасла ей жизнь, Ченнинг, которой всего восемнадцать, которая совершенно опустошена и готова признаться в чем угодно. И прошло уже целых пять минут…

– Слишком много!

Она все понукала старый автомобиль, и стрелка спидометра полезла дальше. Сто десять, сто пятнадцать… Элизабет, внимательно отслеживая тихоходов и копов на дороге, крепко вцепившись в руль, шептала свою первую настоящую молитву за многие годы.