– Плюнь и разотри.
Если бы! Он открыл дверь, и в мгновенно разлившейся тишине в нее ударили внимательные взгляды. Элизабет стала молча пробираться между столов и притихших мужчин. Взгляды следовали за ней. Поднялись шепотки. На середине комнаты Рэндольф взял ее за локоть, но она стряхнула его руку. Пусть себе пялятся. Пусть себе судят.
Когда они оказались в конференц-зале, Рэндольф, закрыв дверь, вопросительно поднял брови.
– Порядок?
– Да.
Он подвел ее к дальней стене, вдоль которой сплошным рядом висело с полдюжины белых досок. Элизабет увидела даты, какие-то записи и фотографии – так много информации, что разбегались глаза.
– На доски пока не смотри. Смотри на меня. – Рэндольф встал между нею и стеной. – Спасибо. А теперь слушай. Дайер может появиться в любую секунду. Он разозлится, так что приготовься. Тебе не полагается быть здесь, и я, блин, отлично знаю, что мне нельзя тебе всего этого показывать. Но тебе нужно это увидеть, поскольку для тебя это будет крайне важно.
– Ладно.
– Забудь про трупы
– Погоди-ка… Я знала Эллисон, мы с ней вместе выросли.
– Я про это уже знаю.
– Она из этих девяти?
– Да, но это еще не самое плохое.
Элизабет предостерегающе вытянула руку, поскольку лихорадочно пыталась переварить полученную информацию. Она припомнила Эллисон – симпатичную девчонку, учившуюся на год старше ее. Получала достойные оценки, курила и играла на басу в какой-то гранжевой[46] команде. Пропала через несколько лет после того, как Элизабет поступила на службу в полицию, но никого это особо не удивило. Дома Эллисон жилось несладко; ходили слухи о дружке из другого штата. Все решили, что она просто с ним сбежала. А теперь вот где нашлась – мертвой в церковном подвале… Это и само по себе было шокирующей новостью, но явно имелось и еще что-то, какая-то другая проблема…
– Лиз?
Элизабет прикрыла глаза, мысленно представляя себе девушку такой, какой она ее запомнила: соломенные волосы, красивые глаза…
– Лиз. – Рэндольф щелкнул перед ней пальцами. – Ты вообще тут?
Элизабет заморгала.