– Отец наш…
– Отец наш…
«Черт бы тебя побрал, если допустил, чтобы со мной сотворили такое!»
«Черт бы тебя побрал, если допустил, чтобы со мной сотворили такое!»
Последнее она придержала при себе, поскольку такой уж стала ее жизнь – над колодезем боли со временем раскинулся покров нормальности. Она ела, ходила в школу и позволяла своему отцу молиться возле ее кровати – преклонять колена в темноте и просить Бога простить ее.
Последнее она придержала при себе, поскольку такой уж стала ее жизнь – над колодезем боли со временем раскинулся покров нормальности. Она ела, ходила в школу и позволяла своему отцу молиться возле ее кровати – преклонять колена в темноте и просить Бога простить ее.
Не только парня.
Не только парня.
Ее тоже.
Ее тоже.
Ей недостает доверия, говорил он. Доверься промыслу Божьему и мудрости своего отца. «Дитя, кое носишь ты под сердцем, – это дар Господень».
Ей недостает доверия, говорил он. Доверься промыслу Божьему и мудрости своего отца. «Дитя, кое носишь ты под сердцем, – это дар Господень».
Но никакой это был не дар, а мальчишка, преклонивший колена в отцовской церкви, не был дарителем. Она могла видеть его уголком глаза – бусинки пота на шее, пальцы добела стиснуты, – когда он повторял слова молитвы и так плотно прижимался лбом к алтарю, что ей казалось, будто изо лба у него тоже пойдет кровь.
Но никакой это был не дар, а мальчишка, преклонивший колена в отцовской церкви, не был дарителем. Она могла видеть его уголком глаза – бусинки пота на шее, пальцы добела стиснуты, – когда он повторял слова молитвы и так плотно прижимался лбом к алтарю, что ей казалось, будто изо лба у него тоже пойдет кровь.
Они провели пять часов на коленях, но не было в ней прощения.
Они провели пять часов на коленях, но не было в ней прощения.
– Я хочу полицию.
– Я хочу полицию.
Она повторяла это много раз, шепотом, но ее отец истово верил в силу искупления, так что с прежним пылом понуждал ее к смирению, любви и более жаркой молитве.
Она повторяла это много раз, шепотом, но ее отец истово верил в силу искупления, так что с прежним пылом понуждал ее к смирению, любви и более жаркой молитве.