– Таков путь, – говорил он.

Но не существовало такого понятия для Элизабет. У нее не было Бога, чтобы ему доверять, и отца не было тоже.

– Возьми его за руку, – говорил отец, и она послушно брала. – А теперь посмотри ему в глаза и скажи ему, что ты нашла в своем сердце прощение.

– Я так сожалею, Лиз! – Парень не мог сдержать слез.

– Скажи ему, – говорил ее отец. – Обрати свой взор на него и скажи.

Но она не смогла бы этого сделать ни тогда, ни вообще никогда, если только сама жара не была искуплением и ей не обещали все пламя, что есть в аду.

* * *

Болезненное воспоминание породило у Элизабет столь же болезненный вопрос. Ей не была видна вся картина целиком, но вероятности выстраивались: церковь, алтарь, женщины, в чем-то похожие на нее…

Мог ли малолетний насильник вырасти во что-то худшее?

Не исключено.

Но произошло ли такое в действительности?

После того дня в церкви Харрисон Спиви целых три лета проработал у ее отца. Подстригал траву. Красил. Копал могилы древним ковшовым автопогрузчиком. Для него это было епитимьей, а для нее – еще одной причиной уйти. И все же он часами преклонял колена перед алтарем, знал каждый дюйм участка и зданий… Требовалось, правда, еще одно подтверждение – кое-что, связанное с Эллисон Уилсон…

Элизабет подхватила ключи от машины и удивилась, натолкнувшись на Джеймса Рэндольфа. Она и забыла, что он до сих пор здесь.

А всё воспоминания.