– Где разводят пчел, – повторил я.

– Продавали мед на ярмарках. Очень хорошие люди. Хорошие, добрые люди, и им до смерти хотелось ребенка. Они были соседями первого доктора, и тот по знакомству поставил их в лист ожидания. Доктор Медина иногда отдавал бездетным семьям детей, от которых отказывались матери. А меня ты знаешь, сынок: видеть, слышать, молчать. Заранее ничего не скажешь: иногда жизнь налаживалась, иногда разрушалась.

– А не знаете, парня, случайно, звали не Венансио?

– Понятия не имею. Я оставила крошечного рыженького мальчика на хуторе, надеясь подарить ему лучшую судьбу, чем та, которая ждала его в Витории. Там он долго не протянул бы, уж поверь. Слишком смахивал на доктора Урбину и других его детей. Вся Витория мигом все поняла бы. Раньше люди друг друга знали, не то что сейчас; я когда на анализы езжу, никогошеньки не знаю… – Она грустно вздохнула. – Сынок, а ты точно не хочешь зеленых перцев? Сиксто видеть их не может, говорит, я лью слишком много масла…

Бабушка Фелиса вернулась в настоящее, в котором ориентировалась с большим трудом. У нее дрожал подбородок, и я испугался, что слишком сильно напряг ее мозг. Дедушка выразительно покосился на меня, как только она заговорила о покойном муже.

– А дайте-ка мне и правда пару мешков. Раздам друзьям, и все будут довольны, – сказал я, вставая.

Через полчаса мы возвращались домой, груженные салатом, кабачками, зелеными перцами, а в придачу несколькими килограммами слив, которые я всю жизнь ненавидел. Но в те дни сливовые деревья в Вильяверде сгибались под тяжестью ветвей, обремененных невероятным количеством спелых плодов; по деревне шагу нельзя было ступить, чтобы какой-нибудь сосед не предлагал – если не умолял – взять килограммов двадцать слив, которые вот-вот готовы были превратиться в варенье.

– Ну что, сынок, с пользой сходили? – спросил дед, как только мы вошли в кухню и попытались – без особого успеха – засунуть нашу добычу в холодильник.

– Похоже на то. По крайней мере, теперь у меня есть материалы для продолжения расследования.

– Именно это ты и должен делать. Продолжать расследование. Вот поймаешь этого засранца, и будем мы спать по ночам спокойно. Если позволишь, я еще раз поднимусь наверх, гляну на фотографии и все, что сохранилось после того дела, вдруг еще тебе чем-то помогу, – сказал он, не глядя на меня и делая вид, что под струей воды старательно отмывает от грязи кабачок.

– Конечно. Было бы здорово, если б ты помогал мне и дальше. – Я сглотнул и успокоился. Дедушка не любил проявления нежности, но, видя внука таким озабоченным, вряд ли чувствовал себя в своей тарелке.