– Что?.. Рыжий? Ты представить себе не можешь, как на меня подействовала та история. Я много лет переживал из-за того, что мы сделали с бедным парнем. Это была одна из причин, почему я пошел работать в полицию: искупить свой грех и никогда больше не быть человеком, который избивает других. А теперь ты говоришь, что бедняга сказал правду, а мы чуть его не убили, нашего бедного третьего брата…

– Игнасио, – перебил его я. – Веди себя сейчас как полицейский. Выкинь из головы все лишнее, постарайся мыслить ясно. Скажи, вы не слышали женский голос? Он должен был привезти сюда заместителя комиссара Альбу Диас де Сальватьерра. Это его жена; я думаю, он собирается ее умертвить, и…

– Осторожнее! – крикнул Игнасио, но было поздно.

Я почувствовал в шее обжигающий холод. Инъекция, которую вколол мне Марио, оказалась чрезвычайно болезненной: казалось, сосуды вот-вот разорвутся.

– Поздно, приятель, – раздался спокойный голос Марио у меня за спиной. – Я прикончу и Альбу, и тебя. Давай поднимайся. Она уже готова.

Он провел рукой мне по ребрам, нащупывая пистолет. Я все еще приходил в себя от неожиданной ловкости, с которой мне всадили инъекцию. Марио нашел кобуру и теперь прижимал ствол к моему затылку.

– Шагай, Унаи, – приказал он.

Я чувствовал ледяное струение наркотика в крови, растекающегося по всему телу. Я сомневался, по-прежнему ли присутствует в моем организме зелье Эгускилора. Может ли оно блокировать эффект вещества, которое мне вкололи? Во всяком случае, стоило бы притвориться, что так оно и есть. А ведь я даже не знал, как именно действует рогипнол.

Вот, значит, как: то леденит, то обжигает…

Я дрожал, одежда не согревала, и одновременно мне было жарко, очень жарко.

Полная дезориентация.

Спотыкаясь, я принялся карабкаться вверх по лестнице. Марио пришел мне на помощь, как старый добрый друг, поддерживая, чтобы я не упал.

Полная потеря воли.

Несмотря на овечью покорность, сознание было на удивление ясным, словно сосредоточилось на одной точке, подобной Алефу из рассказа Борхеса[64]. Весь мир в одной маленькой сфере.

Мы оказались на частично рухнувшем крытом дворе, остановившись именно в открытой его части. Марио встал передо мной, не переставая целиться в голову. На нем был белый комбинезон пчеловода, перчатки и сапоги с высокими голенищами.

Во дворе стояло несколько ульев, однако следов Альбы я не заметил.

Пока Марио не отошел в сторону.

На земле, придавив разросшуюся траву, лежал до-вольно большой кусок целлофана, покрывая поверхность в несколько квадратных метров. Поверх целлофана лежали два пакета, в которые обычно упаковывают трупы, а на них – обнаженное тело Альбы. Рот заклеен скотчем. Она была неподвижна – быть может, без сознания, быть может, мертва.