– Здесь ничего нет, – сказал я, поворачиваясь к деду.

– А за теми камнями? Такое впечатление, что там виднеется алюминиевая крыша, – ответил дед, указывая на восток.

Мы подошли ближе, стараясь не шуметь, и укрылись за камнями. Перед нами был древний, почти полностью разрушенный флигель с небольшой каменной стеной, алюминиевая крыша и главное здание, также почти разрушенное, однако достаточно вместительное для нескольких жилых комнат. Два этажа, окна без стекол. Но входная железная дверь выглядела неожиданно новой, что было странно в деревне, покинутой восемьдесят лет назад.

– Пригнись, – шепнул я деду. – Смотри-ка, там что, микроавтобус?

За тополями, росшими возле реки со стороны Агийо, мне почудились очертания белого автомобиля.

Согнувшись в три погибели, мы подошли к дому. Когда до него оставалось метров десять, дедушка неожиданно выругался.

– Шшш… – прошипел я, гневно оборачиваясь.

– Черт бы побрал эту пчелу. Вот же, сучья дочь… – пробормотал дедушка, потирая ладонь.

– Пчела?

Я посмотрел и увидел жало, торчащее из ладони деда. Безумие для пчелы: вряд ли она собиралась умирать.

– Кажется, она тут не одна. До чего злые твари, – шептал дед, размахивая руками, чтобы отогнать других пчел, вьющихся у нас над головой.

«Злые пчелы… Надеюсь, в эту секунду одна из них не кусает Альбу», – взмолился я Мари, Уртци[63] и другим божествам из баскского пантеона.

– Дедушка, кажется, это тот самый дом. А сейчас тебе надо уйти. Увидимся в Вильяверде.

– Не беспокойся, я уйду. Мне тоже кажется, что это нора. Но помни одну вещь, сынок: оказавшись рядом с лисом, ты должен стать самым хитрым зверем в горах. Договорились? – раздался у меня за спиной его голос.

– Какого зверя ты имеешь в виду, дедушка? – обернулся я, не понимая.

Но рядом уже никого не было. От неожиданности я подскочил и повертел головой, но деда и след простыл.

Это было невозможно. Дед перемещался бесшумно, к тому же блуждал по этим горам почти столетие, но человек не может исчезнуть так быстро.

А если?.. А если это был вовсе не дедушка, а очередная игра разума? Или еще одна галлюцинация, вызванная зельем Эгускилора? Я вспомнил всех его предков. Если я не могу доверять тому, что вижу или слышу, будет непросто выбраться из этой передряги.

«По крайней мере, я все еще не чувствителен к рогипнолу, – подумал я. – Что ж, будем надеяться хоть на это».

Нет, на это надеяться тоже нельзя.