— Что, покаяться решил? — час назад ехидно бросил он в трубку, вытирая свежевыбритое, благоухающее лосьоном лицо. — Ну, давай, кайся. Глядишь, в честь праздника тебя и помилую. Что? Лично хочешь. К ногам падать будешь? Ну, давай, заскакивай. Только учти, мне скоро выезжать. Так что скачи галопом. И долго слушать тебя все равно не буду. Не впечатлишь — получишь пинка под зад.

Что тут скажешь? Впечатлить родственничек, конечно, сумел. Когда дуло охотничьего карабина уперлось вышедшему за ворота Дмитрию Евгеньевичу под ребра, он возмущенно вскрикнул, но тут же осекся, увидев бледное, искаженное ненавистью лицо Николая. Усадив мэра на заднее сиденье своего внедорожника, Трошин стянул Миткевичу руки изолентой и отобрал у него мобильник.

— Ты чего ж творишь, Колюня? — прошипел мэр, как только «лендкрузер» тронулся с места. — Это ж статья. Ведь посадят тебя, милый мой.

— Тоже мне новость, — не оборачиваясь, отозвался Трошин, — что посадят, это я со вчерашнего дня и без тебя знаю.

— А ты что ж, Коленька, — ставшим вдруг ласковым голосом поинтересовался мэр, — вчера еще что-то наворотил?

— Не о том суетишься.

Трошин ответил совершенно непонятно, но от его слов Дмитрию Евгеньевичу стало не по себе. Он несколько раз дернулся, пытаясь разорвать стягивающую запястья ленту, затем, поняв тщетность своих попыток, затих, решив не тратить понапрасну силы.

И вот теперь они оба стояли в холле второго этажа «Восточного», глядя сквозь панорамное окно на черную ленту магистрали, находящуюся всего в нескольких десятках метров от них.

— Как иногда все интересно поворачивается, — в отличие о Миткевича Николай курил неторопливо, делая между затяжками долгие паузы, — думаешь, вот он, шанс тебе в жизни выпал. Хватаешься за него обеими руками. За пазуху прячешь, чтоб никто не отнял. Трясешься над ним днем и ночью, а потом достанешь его, присмотришься. Это ж и не шанс вовсе, наоборот совсем. Как там у пиратов раньше говорили, черная метка? Верно?

— Коленька, я ведь про пиратов совсем ничего не знаю. — Голос Миткевича дрожал, а глаза по десятому кругу обшаривали помещение в поисках чего-нибудь, что можно было использовать для защиты. В одном из углов комнаты стоял оставленный рабочими тяжелый лом, но, как назло, путь в этот угол преграждала высокая фигура Трошина. — Отпусти меня, Коля. Мы ведь родня с тобой как-никак, должны понимать друг друга.

— Нет, — выбросив сигарету, Николай задумчиво покачал головой, — не может быть, чтоб ты да про пиратов не знал ничего. Ты ведь у нас еще тот корсар. Со всех проходящих кораблей свою долю щиплешь.