Должно быть, она промахнулась, потому что я всё ещё бежала. Я с силой запустила в неё кочергу, она вскрикнула и выронила револьвер. Он со стуком шлёпнулся под диван. Я услышала крик Луки, громкий, пронзительный, совсем детский. Он пытался проскочить мимо нас, забыв о своей сумке. Ру выла, её рука была странно изогнута. Я была близко, и она вцепилась в меня здоровой рукой. Мы рухнули на пол. Она перекатилась через меня, мы обе налетели на чайный столик. Она с силой сжала моё плечо, и меня обожгла страшная боль. Весь мир внезапно стал белым. Её пальцы окрасились кровью, и я почувствовала, как тёплая кровь хлещет из меня потоком. Я поняла — Ру не промахнулась.

Её мокрая, окровавленная рука шарила по моему лицу, пытаясь нащупать глаза, и я с силой ударила её по руке, туда, где она висела под неправильным углом. Она отшатнулась назад, что-то завопила. Кажется, она требовала, чтобы Лука дал ей пистолет, но я не видела Луку. Сбросив Ру, я на четвереньках поползла к дивану. Пистолет оказался в моих руках, холодный, чёрный, на удивление тяжёлый. Я села на пол, здоровой рукой сжала пистолет, попыталась прицелиться. Лука сидел на полу, в стороне от сумки и нас обеих, ближе к двери. Он испуганно мотал головой, его глаза стали огромными.

Ру поднялась на ноги, и я увидела, что в здоровой руке она сжимает кочергу. Мы смотрели друг на друга. Она занесла кочергу и стояла от меня в четырёх шагах, я целилась в самый центр её груди.

Боль в плече становилась всё сильнее. Обжигающий, склизкий поток крови вытекал из меня, лицо Ру расплывалось, будто она вновь была под водой, казалось больше, как это всегда бывает на дне океана. В глазах мутилось и темнело.

Телефон под ковром вновь зажужжал. Звонила мать Луки. Сам Лука, рыдая, полз к двери.

— Лука! — закричала Ру, но он поднялся на ноги и выбежал из дома. Дверь за ним с силой захлопнулась, и я услышала громкие мужские голоса. Они требовали лечь, лечь на землю, немедленно. Полиция? Она уже приехала?

Я слышала, как Лука кричит:

— Ладно, ладно, Господи, только не стреляйте!

— Ладно, — эхом откликнулась Ру, — ладно.

Я подумала, что она запустит в меня кочергу, как я в неё, но она не стала. Её рука безвольно повисла, выронила кочергу.

Через несколько секунд полиция будет здесь, думала я, и потребует объяснений. Там, за дверью, мальчик, которого она украла, лежит в мокрой траве, и остаётся лишь надеяться, что он невредим. В двух домах отсюда спит Шар, жизнь которой разрушена. Чуть дальше по улице — моя семья, наивная и доверчивая. Они любят меня, они понятия не имеют, что я сейчас делаю. Что вообще я сделала.