— Вообще-то нет. — Она покачала головой. — С чего бы это? Это же тебе понадобился дом с садом, а не мне. Ты забыл, что это твой маленький проект?

— Мой? — Хампус с такой силой ткнул себя указательным пальцем в грудь, что ему, должно быть, стало больно. Он сделал шаг к ней. — Какого хера это «мой» проект? Это все из-за тебя! Если бы не ты и не твоя гребаная работа, ничего бы не случилось!

Она заметила — он разгневан, а кровь так сильно пульсирует в венах на его шее, что было бы неудивительно, если бы одна из них вдруг лопнула.

— Ну да, очень удобная позиция, — хмыкнула она, хотя до этого думала промолчать. — Я просто выполняю свою работу, занимаюсь расследованием убийства, которое, так уж вышло, коснулось темы мигрантов. — Она совсем не хотела говорить об этом, даже упоминать, ведь реальной причиной, по которой она хотела уйти от него, были их деструктивные отношения. Но она не могла больше сдерживаться.

— Твоя работа? — Хампус покачал головой. Он выглядел веселым, как будто в любой момент готов был расхохотаться. — Я не собираюсь вмешиваться в то, как ты делаешь свою работу. — Но улыбка была ничем иным, как последним отвлекающим маневром перед решающим броском. — Но положа руку на сердце. Действительно ли было оправдано держать Зиверта Ландерца так долго?

Она больше не могла сдерживаться. Хотя знала, что это неправильно, но было уже слишком поздно.

— По крайней мере, я понимаю, почему он разозлился, — продолжал Хампус.

— Конечно, понимаешь! Почему бы и нет? Ты же голосовал за него, черт бы тебя побрал!

— Что?

Наконец-то эта фальшивая улыбка исчезла. Наконец-то он потерял лицо и стоял будто голый и искал что-нибудь, за что можно было бы ухватиться.

— А что это ты так удивляешься? — К черту все, будь что будет. — Да, я знаю, что ты член партии «Шведских демократов». Я взяла на себя смелость просмотреть список членов партии, и кого же я там увидела? Нашего маленького тайного расиста Хампуса!

— Твою ж мать! — сказал он, и теперь она точно ее видела. Черноту в его глазах.

— Мою мать? Моя мать здесь точно ни при чем. Это ты делал свои делишки за моей спиной, а не наоборот. Неужели ты не понимаешь? Неужели не понял, что проголосовал вот за это? — она указала на свастику на лужайке. — Так что, если быть до конца честной, я не понимаю, почему ты вкладываешь столько сил в то, чтобы убрать ее. Ты должен наоборот гордиться и стоять здесь и выкрикивать «Хайль Гитлер!», поднимая руку вверх каждое утро…

Она не могла сказать, что не была готова.

Но все же была удивлена, когда получила удар кулаком прямо в лицо.