– К чему вы клоните?

Кафа позволила тишине ответить за себя. Через несколько мгновений молчания он покачал головой.

– Я… я почти уже и не помню. Все. Все было разрушено. Она была… разбита вдребезги.

– А зубы? Зубы затронуло?

– Какое это имеет значение?

– Решающее, – сказала Кафа. – Она сделала глубокий вдох и продолжила. – Я искала отчет с места происшествия. И в архивах полиции. И в архивах «Скорой помощи». И в архивах службы спасения. Но я его не нашла.

– Прошло больше двадцати лет.

– Это верно. Поэтому я обратилась в больницу. Попросила журнал пациента Сюзанны. У них его нет. Согласно рукописной бумажке в их архиве его выдали вам, когда вы забирали Сюзанну домой из больницы.

– Может быть и так. Я не помню. Прошло больше двадцати лет, – повторил он и пожал плечами.

– Но знаете, кто всегда держит бумаги в порядке? – продолжила Кафа. – Страховая компания. А это ведь стало страховым случаем после происшествия. И там изложены повреждения Сюзанны. Судя по тому описанию, она выбила передние зубы и один клык? Они пишут, что травмы были настолько серьезны, что страховую сумму рассчитывали исходя из того, что мозг Сюзанны был полностью мертв.

Кафа приглушила голос.

– Но та женщина, которую я видела у вас дома… ее мозг ведь не мертв. Правда?

Эгон Борг отреагировал не так, как она ожидала. Он не стал подбирать слова. Не оправдывался. Вместо этого медленно поднял брови и криво улыбнулся. Словно был впечатлен.

– Аааа, – только сказал он.

Кафа скользнула рукой в сумку и, достав фотографию, положила на стол между ними.

Эгон Борг внимательно посмотрел на снимок.

– Вы уже показывали мне фотографию этой девочки. Школьный снимок, да?

Кафа пристально рассматривала Борга. Волнистые седеющие волосы, лицо, застегнутую доверху рубашку, длинные, сильные пальцы, ухоженные ногти.

– Да, – сказала она помедлив. – У нас есть два снимка этой девочки. Один из них мы нашли дома у Акселя Тране. Второй, фотографию класса, у Леонида Гусева.

– У того русского, которого убили?