Маргарита медленно поднялась из-за стола и, стараясь не споткнуться о задранные местами куски линолеума, направилась в коридор, вытянув перед собой руки на манер слепого, переходящего улицу. Нагнувшись, она нащупала край банкетки, повернула направо, выпрямившись, легонько ткнулась пальцами в зеркало, обошла стоящее под ним кресло, и двинулась вперед, касаясь ладонью стены и отсчитывая двери.

Кабинет старшей медсестры… ординаторская… раздевалка младшего персонала… вторая палата… четвертая… шестая… Она вскрикнула, наткнувшись на каталку, и только чудом удержалась на ногах, успев схватиться за бортик. Задетая стеклянная рамка с картиной рухнула со стены на пол и, судя по звуку, разлетелась на мелкие осколки. Стараясь не наступать на битое стекло, Маргарита сделала еще несколько шагов и остановилась перед электрощитом, в котором, как много раз объясняли медсестрам на инструктаже, находились автоматы защиты электропитания и УЗО. Если произошло замыкание и автоматы выбило, нужно просто открыть щит и привести все рычажки в положение «on». Простейшая операция, которую, впрочем, затруднительно производить в кромешной темноте.

Она поморщилась, досадуя, что не догадалась прихватить с собой Женькину зажигалку из верхнего ящика стола. В ту же секунду неведомая сила сдавила ей ледяными тисками шею, грубо запрокинула голову, больно прижав к лицу что-то мокрое и теплое. В глазах сверкнула фиолетовая вспышка, горло сжалось от сладкой удушливой волны, как от самой первой в жизни сигаретной затяжки, и обжигающий яд хлынул в испуганные легкие. Мозг пронзила холодная тупая игла, но боль тут же стихла, превратившись сначала в горячую и до одури приятную солнечную ванну (будто лежишь на песочном пляже), а потом в водоворот смущения и восторга (будто совершенно голая паришь над городом). Острый, неприятный запах сделался вдруг не таким уж противным, а даже, наоборот, забавным, и Маргарита без страха и удивления узнала в нем хлороформ…

…Они бежали с Максимом, взявшись за руки, по песчаному берегу ослепительной реки, у самой кромки набегающей воды, разбрызгивая ее босыми ногами, молча – не смеясь и не разговаривая друг с другом. Бежали, переполненные отчаянием, страхом, смятением и в то же время надеждой опередить беду, ускользнуть, скрыться от черной стихии, разыгравшейся за их спинами. Грубый ветер рвал в клочья румяные облака, и тревожный солнечный луч, скользящий по белому, как крахмал, песку, спотыкался о хрустальные граненые камни, преломляясь в них и рассыпаясь на мириады огненных искр.