Настало время оглядеться и задаться вопросом, все ли из тех, кто находился в момент катастрофы на борту, остался в живых, не перелетел ли кто-нибудь через борт, оказавшись в ледяной воде?..

Подчиняясь приказу капитана Лена Гая, матросы сбились в плотную группу, в центре которой оказались лейтенант, боцман, старшины матросы Харди и Мартин Холт, а также я. Джэм Уэст устроил перекличку. На зов не откликнулись пятеро: матрос Драп, старый член команды, а также четверо новеньких, завербовавшихся на корабль на Фолклендах: двое англичан, американец и матрос с Огненной Земли.

Итак, катастрофа уже стоила жизни пятерым. Это были первые жертвы путешествия после отхода с Кергеленов – вот только последние ли?.. Не приходилось сомневаться, что несчастные сгинули, ибо они не отвечали на наш зов; их так и не смогли разыскать, сколько ни обшаривали айсберг, заглядывая во все трещины, в которых они могли бы схорониться, уцепившись за какой-нибудь выступ.

Когда туман рассеялся, поиски возобновились, но все так же безуспешно. В тот момент, когда «Халбрейн» была подхвачена уступом айсберга, ее сотряс настолько неожиданный и сильный удар, что у этих пятерых не хватило, как видно, сил, чтобы удержаться на палубе, и теперь мы никогда не отыщем их тел, унесенных в океан…

Стоило нам понять, что мы лишились пятерых своих товарищей, как сердце каждого переполнилось отчаянием. Вот когда до каждого дошло, какими опасностями чревато путешествие в глубь Антарктики!..

– А Хирн? – напомнил кто-то. Мы узнали голос Мартина Холта. Воцарилось молчание. Мы совсем забыли о гарпунщике – а ведь его могло расплющить в тесном трюме, где он сидел взаперти…

Джэм Уэст устремился к шхуне, забрался на нее с помощью веревки, свисавшей с бака, и проник в кубрик, откуда можно было пробраться в трюм. Мы ждали его возвращения и вестей об участи Хирна в скорбном молчании и неподвижности, хотя этот злой гений экипажа вряд ли был достоин жалости.

А ведь многие справедливо полагали, что, послушайся мы его совета, шхуна давно повернула бы к северу, и экипажу не пришлось бы топтаться на этом айсберге, ставшем ему последним пристанищем. Немалая ответственность лежала и на мне – ведь это я рьяно ратовал за продолжение экспедиции… Теперь я же я не смел и помыслить об ожидающей меня каре.

Наконец на палубе показался лейтенант, а за ним – Хирн. Каким-то чудом в том месте трюма, где находился мятежный гарпунщик, уцелели и переборки, и обшивка.

Хирн покинул шхуну и присоединился к товарищам, не произнося ни слова, и о нем можно было забыть.