Мгновение спустя Бейнбридж оживленно, почти восторженно заговорил о живописных пейзажах в окрестностях Хили-ли.

– Вообразите, – сказал он, – какой изумительно живописный вид обретала местность в свете огромного огненного озера, занимающего площадь в почти две сотни квадратных миль, – огромного озера белой кипящей лавы, ярко озаряющего длинную антарктическую ночь. Представьте горы высотой в шесть миль и пик под названием Гора Олимп, который возносится на десять тысяч футов даже над этой могучей грядой. Попытайтесь представить глубокие долины, узкие ущелья, нависающие над ними скалы, огнедышащие жерла вулканов, подобные гигантским сигнальным кострам, повсюду зажженным на горных вершинах. Не правда ли, вы словно воочию видите все это? Разве не можем мы кистью воображения нарисовать перед нашим мысленным взором множество причудливых, фантастических картин? Вот мы видим высоко на горном склоне колоссальное скопление кристаллической соли – многие миллионы тонн, – выброшенной одним-единственным подземным толчком на высоту тридцати тысяч футов над уровнем моря, чтобы покоиться и сверкать здесь, точно драгоценный камень на груди древнего бога гор, Олимпа. А еще выше, на самой вершине (ибо даже здесь, в непосредственной близости от пыщущего жаром огромного кратера, поднимающиеся от моря испарения быстро конденсируются и превращаются в лед на самых высоких пиках) мы видим жемчужной белизны снега и льды, подобные серебристым локонам, спадающим на божественное чело. Да, и мы даже…

Полагаю, дорогой читатель, мне не избежать ваших упреков. Когда Бейнбридж приближался к заключительной (по всем признакам) части своего выступления, я сидел лицом к Артуру, и по болезненному возбуждению сего самородка понял, что близится катастрофа. Те, кто говорят, что «ожидания никогда не оправдываются», вводят нас в заблуждение – ибо чаще всего ожидания как раз оправдываются. Негодный малый не смотрел, просто не желал смотреть на меня, а я, разумеется не мог прервать поток красноречия, изливавшийся с уст Бейнбриджа. Что я мог поделать? Даже сегодня, по прошествии многих лет, я не представляю, что я мог поделать в такой ситуации. Слова «снега и льды» стали последней каплей, переполнившей чашу, и когда Бейнбридж произнес слова «да, и даже мы…», Артур, сей ничтожный слуга, которому я столь необдуманно поверил, вскочил с кресла, с блестящими от возбуждении глазами, и размахивая руками, заорал во всю глотку:

– Боже милостивый! Как подумаешь об этих льдах, об этой соли, об этом климате! Если бы еще иметь стадо гигантских коров да пастбище на склоне старого Олимпа – где бы оказались все прочие мороженщики? Бесплатный лед, бесплатные сливки, бесплатный корм для скота – и всего хоть завались! Да в такой жаркой дыре человек стал бы «королем мороженого» в два счета. Прям глаза на лоб лезут, как подумаешь! Вы сами просто захлебываетесь от восторга, док. Коли вы меня любите, пожалуйста, не продолжайте в том же духе, покуда я не успокоюсь малость!