Глава шестнадцатая

Глава шестнадцатая

На следующий вечер, в обычный час, Бейнбридж вошел в мой номер и, после традиционного обмена приветствиями, уселся в кресло. Ни один из нас ни словом не обмолвился о неуместном выступлении Артура накануне вечером, ибо Бейнбридж держался так, словно никакого злосчастного недоразумения и не произошло вовсе.

– Если мне не изменяет память, – начал он, – мы оставили Апилуса лежащим с переломанным позвоночником у ног Петерса, а Лиламу сидящей на корточках рядом, в то время как на противоположной стороне каньона стояли Пим, Дирегус и гребец, сопровождавший спасательный отряд в восхождении на гору.

Придя в себя от удивления, Дирегус осведомился о состоянии Апилуса, и Петерс ответил, что маньяк не только жив, но и вообще не собирается умирать, однако, сейчас едва ли находится в сознании и даже когда полностью очухается, по всей видимости, не сможет ходить – по личному опыту Петерс хорошо знал о вероятных последствиях подобных «несчастных случаев».

Услышав такие слова Петерса, Лилама приблизилась к пострадавшему – своему другу детства и отрочества – и по мере своих малых возможностей постаралась устроить несчастного в более удобной (хотя бы с виду) позе.

Разделенные каньоном люди могли сойтись вместе, лишь вернувшись на несколько миль вниз по горному склону. Теперь, когда Лиламе ничего не грозило, а Апилус находился в состоянии не только бессознательном, но и физически беспомощном, в сердцах соплеменников проснулось сострадание к старому другу, оказавшемуся в положении вдвойне плачевном и чрезвычайно прискорбном для людей столь утонченных и чувствительных, как хилилиты. После короткого обсуждения дальнейшей участи Апилуса Петерс сказал, что запросто сможет снести покалеченного вниз по склону. Каковые слова он сразу же подтвердил действием – и через четыре или пять часов, в течение которых несколько раз останавливался для передышки, он спустился к месту, где каньон сужался до десяти футов и через него был перекинут узкий мост из бревен. Лилама, как и люди на другой стороне ущелья, не отставала о Петерса, и теперь все сошлись вместе.

Петерс осторожно опустил Апилуса на землю, и когда старые друзья собрались вокруг него, они заметили не только, что сознание вернулось к нему, но и что беспомощный человек выглядит, как Апилус прежних и счастливейших дней. Заглянув ему в глаза, они увидели в них душу невозмущенную, мирную и пребывающую в гармонии с природой.

Дирегус задал Апилусу несколько вопросов, но вскоре стало ясно, что калека не может ответить ни на один вопрос, касающийся последних дней или даже последнего года, а то и двух. На самом деле Дирегус вскоре понял, что Апилус вообще ничего не помнит о своем прошлом с момента, предшествовавшего изгнанию, и до настоящего времени. Похоже, нервный шок, сопутствовавший перелому позвоночника, каким-то образом рассеял мрак безумия, а также прогнал многие менее опасные, сравнительно безобидные мании, которые последние несколько лет затуманивали ум, во всех прочих отношениях блестящий, – и теперь молодой хилилит стал прежним, любящим и любимым Апилусом; но он до конца жизни утратил способность ходить или даже просто стоять без посторонней помощи.