Необычно серьезная Ирка подсела к Надежде, тихонько спросила:

— Вспомни, когда твое дело закрыли?

— Двадцать дней ровно, — подумав немного, ответила Надя.

— А обвинительное когда принесли? — опять спросила Ирка.

— Дней пять спустя, а что?

— Быстро, — вздохнула Ирка, — чего же мне тянут? Больше недели как дело закрыли, обвиниловки нет.

— Ты ж не одна, да и дело побольше моего. У меня — один том, а вам, поди, наворочали.

Слушая Надю, Ирка кивала, соглашаясь, лишь при последних словах усмехнулась без обычного ерничества. Беспокоилась Ирка, ясное дело, и сегодня это было видно.

— Я, Ириша, полмесяца обвиниловку ждала, — вмешалась в разговор Октябрина, и голос у нее был заискивающий, смиренный.

Ирка отмахнулась, вновь обратилась к Наде:

— Жалобу писать будешь?

Надежда молча пожала плечами.

— Пиши, — убежденно сказала Ирка, — чем черт не шутит, пока Бог спит. Проси отсрочку. Вдруг дадут. Запросто. Таких случаев сколько хочешь.

Я слышала, как поутру тебя Зинуха настраивала: мол, пусть государство детей растит, а ты живи спокойно. Не слушай эту дуру малахольную.

Ирка говорила тихо, но в маленькой камере и шепот слышен. Зина не утерпела, обиженно крикнула в ответ на упрек:

— Как понимаю, так и говорю. Что она с этими детьми делать будет? Молчала бы ты, беспутная. И не обзывайся, нашлась тоже.

Удивительное дело, Ирка смолчала, не воспользовалась случаем затеять ссору, развеять скуку. Даже головы не повернула, продолжала разговор с Надей:

— Пиши жалобу. Страшно мне за твоих детей. Девчонку твою жалко. Я ведь тоже калека: у меня души нет, как у нее ног. Отняли у меня душу. Калеки мы…

Что такое случилось с Иркой?!

Грубая, циничная, безжалостная Ирка прямо с утра и ни с чего вдруг расслюнявилась, скисла.