То, из-за чего и Ксю готова была насмерть стоять за своего тюремщика.

Гоша устало закрыл глаза. На душе у него скребли кошки. Он не хотел думать о том, какие отношения могли сложиться у Ксюши с Артёмом во время её пребывания в плену. И не хотел соглашаться с предположением, казавшимся ему сейчас единственно очевидным.

Потому что пока он просто не мог этого понять.

Глава 52

Глава 52

Луч фонарика, направленный Ксюше прямо в глаз, был буквально ослепляющим. Она моргнула, стараясь сдержать стремительно набегающие слёзы. Пара секунд – и вот аналогичной процедуре подвергся уже второй глаз.

Очередной осмотр. Ничего нового.

Всё это казалось таким же странным, как и само её пребывание здесь. Ещё с детства у Ксении сохранились неприятные воспоминания о том, как в пять лет пролежала в детском отделении с тяжёлым гриппом, и с тех пор надеялась, что ей больше не придётся испытывать на себе прелести длительного стационарного лечения.

Впрочем, здесь было что-то иное. Да – так же, как и двадцать пять лет назад, она снова оказалась в центре пристального внимания докторов и медицинских сестёр. Несмотря на то, что сейчас Ксюша не являлась больной, к ней относились так, будто она представляла собой невиданное явление – только что найденная во время экспедиции на чужую планету новая форма жизни, или обыватель, убивший голыми руками в океане множество окруживших его кровожадных акул. Явление удивительное, непредсказуемое и неизученное. И потенциально опасное – такое, что на всякий случай лучше держать в закрытой одиночной палате с охраной.

За время, прошедшее с момента поступления Ксюши в больницу, её осмотрели, наверное, врачи почти всех специальностей (хвала небесам, хоть не патологоанатомы – мрачно шутила она про себя). Поначалу Ксюша пыталась этому сопротивляться – но вскоре ей сделалось всё равно. Для себя же лучше – при особенно высказываемом недовольстве (таким, к примеру, всегда сопровождались осмотры у гинеколога), ей вводили дополнительные дозы седативных средств – к тем, что она и так получала три раза в день.

Этот факт, или же её собственные эмоции превратили реальность в вязкий, серый кисель – стало абсолютно неважно. В конце концов, доктора, выполняющие свою работу в больнице – пусть даже считавшие нового пациента некой диковинкой – не были чем-то необычным. Чего нельзя было сказать о полицейских.

Примерно на четвёртый день её пребывания здесь (насколько точно Ксюша могла быть уверена в дате), к ней в палату зашёл высокий мужчина с тёмными растрёпанными волосами лет примерно около тридцати пяти. Его серые сильно измятые брюки странно гармонировали с шёлковой, белой, и явно дорогой рубашкой, поверх которой посетитель набросил больничный халат. Представившись майором следственного комитета, он сел на тут же принесённый ему стул, достал из портфеля ручку, листы, сделал скорбную мину, и принялся осторожно, будто беседуя с буйной сумасшедшей, убеждать Ксюшу рассказать всё, что произошло с ней с момента выхода из «Вишневого света». Делать это ему пришлось довольно долго – в силу того, что она просто не могла ни о чём говорить. Может, потому, что большая часть произошедшего тем вечером и в первые дни плена почти не отложилась в её памяти – а может, из-за того, что при любом отзвуке упоминания Артёма внутри снова открывалась огромная кровоточащая дыра.