Накануне нашей свадьбы я обошел замок сверху донизу. Без всякой причины мною овладел страх. Я чувствовал, что должен осмотреть все внимательнейшим образом, в особенности склеп, куда я до тех пор так и не спускался. Ноги мои подкашивались от страха, когда я приблизился к замшелым ступеням. Повернув алтарный камень и держа в вытянутой руке свечу, я тщетно пытался рассеять тьму, в которой покоились мои предки. Свеча потрескивала, грозя погаснуть в затхлом тяжелом воздухе. Лестница уводила все глубже в темноту, и я спускался в нее, зажав в руке умирающую свечу, с бьющимся сердцем, взволнованный пугающей тишиной могильного покоя. Вскоре я стоял уже на каменном полу, с трепетом взирая на ниши, где, дожидаясь воскресения, покоились мои предки. Я поставил свечу на пол и обратился к моим усопшим с той немой горячей молитвой, с которой смятенная душа предает себя без остатка Божественному милосердию. Житейские волнения не переступали порог этого убежища. Буря людского безумия стихла у его подножия, но, затихая, сокрушила его. А я, странник моря житейского, вернулся наконец к отчему берегу, но вернулся не в венке из цветов, как греческий корабельщик после счастливого плавания, — меня пригнала к этой спасительной гавани, где я мечтал обрести приют, та же буря, я вернулся усталым, исстрадавшимся, постаревшим, измученным. Я не сдерживал жгучих слез, а когда очнулся от своих нерадостных мыслей, свеча моя почти догорела, и с огарком в руке я покинул эту обитель скорби. Поднимаясь по ступеням вверх, я заметил на осклизлых камнях человеческие следы и пятна воска. Потрясенный, я приостановился. Но тут же вспомнил, что барон Эрбо обмолвился, будто бы однажды все-таки спускался в подземелье.

Успокоившись, я поставил на место алтарный камень, пообещав себе откладывать часть доходов и возвести новую часовню, еще прекраснее, чем прежняя. Затем я не спеша обошел просторные залы замка, провожаемый суровыми взглядами благородных воинов нашего рода: они смотрели на меня из потускневших золоченых рам, положив руку на эфес сабли или удерживая за узду гарцующего коня. Слуги — их у нас было двое, я разместил их в крыле замка — украсили цветами покои, где мы собирались поселиться с Клер. Солнце заливало их ярким веселым светом. Нет, замок, где я обрел свою Клер, вовсе не был печален, он был только нищ и суров, и я поклялся, что украшу его, чтобы он повеселел...

Венчание было назначено на завтра. Не буду говорить об этом дне, и о последующих тоже... Они сияют в моей памяти тихим светом, храня вкус райского блаженства.