— Вот видишь, какой он, — прошептала Сесиль. — Сразу рассердился... теперь будет дуться два дня. Ешь, Летун.

Сидя на корточках, она смотрела, как овчарка пожирает ужин. Спать ей больше не хотелось. Рядом с псом страх прошел. Свет, лившийся из открытой двери замка, устилал лестницу до самого низа, словно ковер. Одно за другим зажигались окна; это Морис знакомился с домом. Сесили не хотелось двигаться с места. Время от времени пес бросал на нее быстрый взгляд и, убедившись, что Сесиль на месте, возвращался к миске. Покончив с едой, он зевнул и стал обнюхивать руки Сесили.

— У меня больше ничего нет, — сказала Сесиль. — Завтра я приготовлю тебе что-нибудь вкусненькое — вот увидишь, специально для тебя.

Она встала и вошла в пристройку. Пес двинулся за ней.

— Спи хорошенько, Летунчик.

Сесиль присела на коленку и прижалась щекой к шее пса. Непонятно почему, она была взволнована. У нее было чувство, что она нужна собаке.

— Будь умницей... Понял? Чтоб мы тебя не слышали.

Сесиль закрыла дверь. И тут же увидела пса — он стоял за стеклом и царапал его лапой. Она помахала ему, как человеку. Нет, она уже не жалеет о том, что поехала с Морисом.

Замок предстал перед Сесиль освещенным и молчаливым, огромным, таинственным и торжественным. Смущенная, Сесиль шла медленно, как в музее, всякий раз прижимая руки к сердцу при виде своего отражения в очередном зеркале в отдалении. Она проходила через гостиные с богато расписанными потолками и роскошными люстрами. Старый паркет поскрипывал перед ней, как будто невидимый хозяин шел впереди из комнаты в комнату, поджидая ее за двустворчатыми дверями, чтобы показать ей новые богатства, от которых у нее, ослепленной виденным, оставались лишь смутные воспоминания. Нет, никогда бы она не смогла жить здесь. Она начинала понимать, почему дядя Жюльен так часто уезжал. Здесь прошлое торжествует над жизнью. Слишком много портретов, бесценной мебели, истории. Немыслимо представить себе, что здесь можно просто сесть и поболтать. Едва осмеливаешься пройти на цыпочках. Громадная лестница, украшенная охотничьими трофеями, оленьими головами с живыми глазами, вела наверх. На площадке второго этажа она увидела Мориса.

— Ну, решилась?

Он был уже без пиджака. В зубах дымилась длинная трубка. Жалкая пародия на художника. Сесиль вдруг остро возненавидела его.

— Могла бы и погасить за собой свет.

Сесиль не решилась сказать ему, что у нее не хватило бы на это духу. Морис показал ей их спальню в самом конце длинного коридора и спустился закрыть двери. Когда он вернулся, Сесиль стояла у окна и любовалась ночным пейзажем.