И чего все потешаются, когда речь заходит о целителе? Да что они вообще знают о скрытой истине жизни и таинственных силах, действующих за пределами видимого и осязаемого?.. Ну почему мир так устроен, что состоит сплошь из мюссеней и вобрэ?

— Сейчас посмотрим… — сказал доктор.

И его пухлые руки пробежались по бедрам и икрам Реми.

— Вообще я не против целительства, — заметил Мюссень, — Но обязательно под наблюдением врача. А в вашем случае, да с вашей наследственностью…

— Какой еще наследственностью? — пробурчал Реми.

— Ну как же — вы ведь неврастеничны и чувствительны к малейшим потрясениям…

Мюссень вдруг, словно досадуя, поспешно добавил:

— Заболтался я с вами, как будто ваш случай разбирать приехал. И совсем забыл о бедном дядюшке. Дело ясное — сердце у него не выдержало.

— А по-моему, он упал и разбился насмерть, — тут же возразил Реми.

Мюссень пожал плечами:

— Может, и так.

И он осторожно, чтобы не помять костюм, опустился на колени, перевернул труп. Лицо покойника распухло и застыло в страдальческой гримасе; вокруг носа и рта запеклась кровь. Реми глубоко вздохнул и сжал кулаки. Будь выше этого! Надо быть выше этого. И главное — не думать, что ему пришлось долго мучиться.

— А это еще что? — раздался голос доктора.

Мюссень вытащил придавленный животом трупа блестящий предмет и поднял поближе к свету. Это оказался сплющенный серебряный кубок.

— Наверное, дядя пить захотел, — предположил Реми.

— Значит, неважно себя чувствовал. И приступ случился прямо на лестнице: дядя пытался ухватиться за перила и… Такая уж это болезнь — грудная жаба: запросто врасплох застать может…

Мюссень попробовал разогнуть правую руку трупа, но безуспешно.

— Ярко выраженное окоченение… Крови почти нет… Смерть наступила несколько часов назад, причем не вследствие падения. Вскрытие, конечно, окончательно прояснит картину. Но я надеюсь, что вас постараются больше не беспокоить… Скажите, не показался ли вам дядя вчера немного уставшим?

— Скорее немного возбужденным.

— Может, у него были неприятности?