Реми бегло просматривал одну папку за другой. Вот бы охватить одним взглядом все сразу. Между тем в записях замелькали знакомые имена — например, Борель. Дальше пошли счета, потом опять письма, сложенные в большую желтую папку. Последнее по времени письмо, засунутое в блокнот, чуть было не ускользнуло от взгляда Реми: он машинально выхватил глазами несколько слов — и вдруг, сам не зная почему, стал читать все.

Психиатрическая клиника доктора Вернуа 44-бис, проспект Фоша Фонтене-су-Буа, деп. Сена 10 октября Сударь! Ночь прошла неважно. Несчастная возбуждена. Она без конца говорит, иногда принимается плакать. Даже для меня, при всем моем опыте, это тяжелое зрелище. Врач уверяет, что болей у нее нет; но как знать, что происходит в ее воспаленном мозгу? Приезжайте как только сможете. Ведь в вашем присутствии она всегда успокаивается. Еще одного приступа допустить никак нельзя — он может оказаться роковым. О малейших переменах в состоянии пациентки я вас немедленно уведомлю. Преданная вам Берта Вошель.

Психиатрическая клиника

доктора Вернуа

44-бис, проспект Фоша

Фонтене-су-Буа, деп. Сена

10 октября

Сударь!

Ночь прошла неважно. Несчастная возбуждена. Она без конца говорит, иногда принимается плакать. Даже для меня, при всем моем опыте, это тяжелое зрелище. Врач уверяет, что болей у нее нет; но как знать, что происходит в ее воспаленном мозгу? Приезжайте как только сможете. Ведь в вашем присутствии она всегда успокаивается. Еще одного приступа допустить никак нельзя — он может оказаться роковым. О малейших переменах в состоянии пациентки я вас немедленно уведомлю.

Преданная вам

Листок вырван из больничного журнала. Почерк крупный, твердый… Реми аккуратно сложил все папки и сунул в портфель. Вот так штука! Вот так дядя Робер: слыл закоренелым холостяком и о семейной жизни всегда говорил в ужасных выражениях, а сам принимал участие в судьбе какой-то сумасшедшей. Не иначе как бывшей подруги. А ну их! Дядина личная жизнь племянника не касается. Реми открыл свой лежащий на полу чемодан, влез на стул и достал спрятанную за выступом шкафа картину. И перед ним вновь появилось мамино лицо: пристальный, даже чересчур пристальный взгляд синих глаз, казалось, был по-прежнему устремлен куда-то поверх плеча Реми, как будто оттуда приближалось что-то необыкновенное, чарующее. Реми почувствовал, как глаза его защипало от навернувшихся жгучих слез. Он опустился на колени, плашмя уложил картину на самое дно чемодана, а сверху разместил портфель. Затем покидал туда белье и швырнул чемодан к кровати, напротив изголовья. Все готово!