Чарли вспомнила рекламные плакаты из детства:

— «Грузоперевозки Гекльби».

— Ага. — Он снова посмотрел на экран. — Это тот день?

Чарли не стала поддерживать эту тему.

— Зачем ты приехал?

— Дело в том, что… — Он осекся. Вместо того чтобы объяснить, почему он все еще здесь, хотя его никто не приглашал, он произнес: — Келли пыталась застрелиться. Это признак раскаяния. Я читал в интернете, что при обвинении в преступлениях, наказуемых смертной казнью, раскаяние имеет значение. Так что вы можете использовать это на процессе, чтобы убедить присяжных сохранить ей жизнь или, может, жизнь с шансом на условно-досрочное. Они же это знают, да?

— Кто они? — уточнила Сэм.

— Полиция. Прокурор. Вы.

— Они скажут, что это был крик о помощи, — сказала ему Чарли. — Она отдала пистолет. Она не нажала на спусковой крючок.

— Нажала, — возразил он. — Трижды.

— Что? — Сэм поднялась со стула.

— Такая ложь не пройдет, — предупредила Чарли. — Там были другие люди.

— Я не придумываю. Она направила пистолет себе в грудь. Ты была в двадцати футах. Ты должна была это видеть или по крайней мере слышать. — Он обратился к Сэм: — Келли прижала дуло к своей груди и нажала на спусковой крючок три раза.

Чарли ничего такого не помнила.

— Я слышал щелчки. Уверен, Юдифь Пинкман тоже их слышала. Я не сочиняю. Она правда пыталась покончить с собой.

— Тогда почему вы просто не отобрали у нее пистолет? — спросила Сэм.

— Я не знал, перезаряжала она его или нет. Я морпех. Оружие считается заряженным, если четко не видишь, что патронов в нем нет.

— Перезаряжала, — повторила Чарли, обдумывая это слово. — Когда началась стрельба, сколько выстрелов ты слышал?

— Шесть. Один, потом пауза, потом быстро три подряд, потом пауза покороче, потом еще один выстрел, потом короткая пауза и еще один. — Он пожал плечами. — Шесть.

Сэм села обратно. Потянулась за сумкой.