Даша протянула к нему руки ладонями вверх, словно пытаясь преподнести немного здравого смысла.

— Почему ты так спокоен? Разве мы видели не одно и то же?

— Мы видели… — он задумался, потом опустил взгляд, выставив вперёд правую ногу. Кровь уже перестала идти из раны, лохмотья прилипли к коже, напоминая кроваво-красный цветок, который, быть может, растёт в африканских джунглях.

— Не знаю, что видели вы, но я словил глюк. Это всё болотные газы. Или семена дурманящего растения.

Он обвёл их серьёзными, заполненными каким-то не слишком понятным для Даши чувством, глазами и продолжил:

— Животное. Просто ещё одна зверюшка, не такая опасная и не такая крупная как медведь, но вполне себе свирепая. Сидела под «торпедо» или устроила себе гнездо в обивке водительского сиденья, а мы её побеспокоили.

— Мы видели одно и то же, Егорка, — сказала Даша, мягко коснувшись его щеки тыльной стороной руки. Он отодвинулся. — Чудовище, оживший труп… он хотел нам что-то сказать. Дать нам глоток воздуха… что бы это ни значило.

И ещё говорил про какую-то коробочку. Даша старалась выгнать её из своих мыслей. Почему-то ей казалось, что это могло многое изменить.

— Мертвецам положено оставаться там, где их оставили, — Егор с угрюмым видом изучал носки собственных сапог. Слова изливались из его рта как будто сами по себе. Грязный, лохматый мальчишка с паутиной, прилипшей к правой щеке. Не лучше и не хуже остальных. — В могилах или ещё где…. Им положено исчезать из жизни и из памяти. Почему он вернулся?

— Не знаю, дорогой, — Дашка заключила его в объятья, чувствуя, как молния его куртки упирается ей в грудь, как острые ключицы размягчаются, плавятся, словно пластилин, к которому поднесли зажигалку.

— Не строй из себя большого начальника, — пробубнил Данила, подумав, что угроза миновала.

И тогда Егор, оттолкнув девочку, ударил Данила фонарём, всё ещё зажатым в руке.

Тот ойкнул и схватился за правую щёку. Она тряслась, как холодец; алая полоса, оставленная хромированным цилиндром, наливалась цветом. Между пухлых губ показался кончик алого языка, а искр, которые вылетели из глаз мальчишки, хватило бы, чтобы осветить ночь от Тимирязева до перевала Дятлова. По крайней мере, Даше так показалось. Краем глаза она увидела, что в зарослях что-то движется, что-то большое и вальяжное, издавая тихий гул, но прежде, чем успела испугаться, темнота заняла положенное место. Какой-то предмет стукнул её по ноге, и когда она посмотрела вниз, то увидела прямоугольник синего пластика. Одним углом он воткнулся в небольшой муравейник, и его обитатели, разбуженные и сердитые, уже карабкались наверх, к жёлтым кнопкам.