да знаю я, в чем дело, варгас что-то вынюхала, и падрон переживает, что узнает русская, а русскую потерять он боится пуще смерти, хотя там и смотреть не на что: ноги чаячьи, а глаза все будто к вискам завалиться норовят

зато падрону для работы аппетит и для задору увлечение! я ее подстерегла однажды во дворе и спрашиваю: у тебя с хозяином серьезно или так, ради денег? ублажи его хотя бы разок, а то – видишь кулак? не пожалею твоей лисьей мордочки

Доменика

Домой я приехала, когда солнце уже взошло, от вокзала пришлось идти вдоль реки пешком, а потом взбираться по деревянной лестнице. Одежда пахла болотом, как речная рыба, купленная на причале. Я шла, считая ступеньки, и думала о том дне, когда ты поставил свой стакан на траву и сошел по этой лестнице. Красный свитер – я еще удивилась тогда, зачем ты взял его из груды старья, предназначенной для Армии спасения.

Подойдя к воротам поселка, я наткнулась на продавца каштанов, стоявшего возле ограды со своей допотопной печкой, сторож не пустил его внутрь, и он терпеливо ждал, когда проснутся обитатели домов и их прислуга.

Я протянула старику монету, и он свернул мне кулек из желтой бумаги, похожей на страницу телефонного справочника. Каштаны были горячие, сизые от золы, я шла домой, ела каштаны и думала о том, что ни разу не видела поселка на рассвете.

Ясное дело, русский подозревал меня, вернее, не подозревал, а обвинял. Потом он стал подозревать другого человека, которого поначалу не принял в расчет. Имя этого человека он не назвал, но я и без него догадалась. Вот куда всю осень девались сыры из кладовой, вино и шоколад, я только заказывать успевала и грешила на индейца, хотя он не пьет ничего, кроме воды.

Открыв дверь, я сразу пошла на кухню, но там было пусто, на столе стоял вчерашний пирог, прикрытый полотенцем. Мария-Лупула! сказала я громко, но никто не отозвался. Я прошла в столовую, раздвинула шторы и поглядела в сад, индейца там не было, а он обычно начинает в семь утра. Сбежали? Я поднялась наверх, обошла пустые комнаты, раскаляясь все больше, но тут снизу, из города, донеслись знакомые жестяные звуки: на колокольне Клеригуш пробило восемь. Я взглянула на стенные часы и увидела, что в календарном окошке стоит карточка с красным эмалевым солнцем. Вот оно что, сегодня суббота, они до полудня не работают.

Бегом спустившись в цокольный этаж, я распахнула служанкину дверь, вошла и рывком сдернула с нее одеяло.

– Вставай и убирайся из моего дома. Ты уволена.

Мария-Лупула продолжала лежать не шевелясь, совершенно голая. Волосы почти закрывали ей лицо, но я чувствовала ее взгляд.