– Ты знала? И молчала четыре месяца?

– Да, – сказала она тихо, с какой-то странной радостью. – Я знала.

– Ах ты корова деревенская.

– Сами вы корова. – Она вскочила с кровати, и я сделала несколько шагов назад. – Хозяин был там счастлив. Он работал! А здесь что – запрется в студии и пьет, а вам и дела нет. Чуть не загубили в нем божий огонь!

Я старалась не смотреть на ее тело, но оно, казалось, занимало полкомнаты: смуглые груди качались перед моим лицом, смуглые руки сцепились на голом животе, босые ноги крепко стояли на полу.

– Кто из вас убил Кристиана?

Служанка молчала, глядя на меня косыми сливовыми глазами. Я подошла к шкафу, открыла и стала выбрасывать ее вещи на пол. Жалкие кофточки, джинсы, какие-то кружевные платки. Покончив с этим, я зашла в ванную и смахнула ее щетки и пузырьки в мусорное ведро. Потом я сняла со шкафа чемодан, сунула туда все барахло, примяла ногой и захлопнула крышку.

– Если бы не я, падрон бы там помер с голоду, – сказала она за моей спиной. – А он поправился, веселый ходил, семь больших картин нарисовал, красивых, как небесный свод.

– Каких еще картин? Что ты врешь?

Она стояла передо мной, задрав подбородок и опустив руки по швам, будто упрямый солдатик. Какое тело скрывалось под униформой, думала я, глядя на ее живот, сияющий, как морская раковина. Неудивительно, что ты пожалел ее, муж мой. Ты бы не отправил такое тело в тюрьму, в железную клетку в Сарагосе.

– Белоснежных, вот каких, – сказал она наконец. – Завтра он всем покажет, что может еще лучше прежнего. И перуанке, и журналистам, и прихлебалам этим, всем покажет. Завтра публика настоящего падрона увидит, в полной силе.

Она подошла к своему окну, похожему на иллюминатор в каюте третьего класса, открыла защелку и выглянула наружу.

– Эх, поморозит глицинию. Что же это за май такой? В Брагансе, говорят, снег выпал, так в ихней церкви стропила рухнули.

Радин. Суббота

Он ничего не расскажет Лизе. Пусть она думает, что Понти уехал, не запачкавшись золотым и зеленым, и от дверей показал всем указательный палец и мизинец, поднятые одновременно. Радин вышел из автобуса раньше времени, ему хотелось посидеть у пруда в парке Карегал и посмотреть на краснолистный клен. Парк оказался закрытым, Радин достал сигареты и устроился на скамейке у ворот, дожидаясь семи часов и размышляя о бутылке портвейна, лежавшей возле кресла.

На теле не было крови, лицо Понти казалось чистым, ни следов удушья, ни отметины от удара, ни единой царапины. Кольеретка на бутылке была белой, кто-то написал на ней простым карандашом: «Nemo me impune lacessit!» Странная надпись для подарка. Я уже видел эту бутылку на руа Пепетела. И, судя по толстому слою пыли, она стояла там довольно давно. Никто не уязвит меня безнаказанно.